Собрание стихотворений - [45]

Шрифт
Интервал

Медом, что собирают с гор Гимета
Или с розы Кекропа медуницы,
И, замкнув непорочным воском сота,
Мед слагают в плетеную корзину.
Если много мне дашь твоих лобзаний,
Получу я внезапно дар бессмертья
И богов наслажусь нетленным пиром.
Но, молю, не дари такого дара,
Иль богинею стань со мной, Неэра.
Не хочу без тебя богов трапезы,
Даже если бы золотое царство,
Как Юпитеру, мне вручили боги.

ПЕСНИ[155]

Ich bin bei dir; du seist auch noch so ferne
Du bist mir nah!
Die Sonne sinkt, bald leuchten mir die Sterne.
O, warst du da!

Goethe

I. ЭЛЕГИЯ[156]

Под яблоней я плачу и тоскую,
Зову тебя, дышу тобой одной,
И белые цветы, склонясь, целую
В пустом саду, печальною весной.
Не заменит их легкое лобзанье
Цветущих уст и нежной груди зной.
Где вы, мечты роскошного свиданья,
В пустом саду, печальною весной?
К твоим губам, как к розовому раю,
Вотще тянусь, безумный и больной…
Кто так страдал, как я теперь страдаю
В пустом саду, печальною весной?

II. «Я лежу, зачарованный сном…»

Я лежу, зачарованный сном,
В небе — влажная, синяя даль.
Гиацинт ли расцвел за окном,
Голубеет ли нежный февраль?
Только сердце готово зацвесть,
Только песня трепещет, звеня…
Кто принес мне весеннюю весть,
Что ты вечно любила меня?
В небе — трепет лазоревых струй,
Где-то снега февральского хруст…
Чую полный весны поцелуй
Так мучительно розовых уст.

III. «Ты порвала семьи святые узы…»[157]

Ты порвала семьи святые узы,
И бросилась в избытке первых сил,
Куда тебя звала улыбка музы
И юности неукротимый пыл.
И я тогда покинул дом мой сирый
И за тобой в чертоги суеты
Пришел, как встарь, с твоей любимой лирой:
Я мог дышать лишь только там, где ты.
И чуждая до этих пор стихия
Откликнулась на зов моей струны,
И стали мы по-новому родные,
Еще родней, чем были в дни весны.
Но не забудь родимые чертоги,
Где ты цвела, когда была дитя,
Где вечный мир, и мраморные боги
Тебя всё ждут, задумчиво грустя.
Потух очаг без попеченья милой,
И одинок в Элизии пустом
Печальный друг, кого ты так любила,
Хоть только раз ему призналась в том.
Но нависают тучи грозовые…
Приди, молю, в осиротелый храм,
Где жду тебя, чтоб снова, как впервые,
Молитвенно припасть к твоим губам.

IV. «Я тебя не беспокою?..»[158]

Я тебя не беспокою?
Ты не сердишься на ласки?
Или друга жаль,
Что, обняв меня рукою,
Ты задумчивые глазки
Устремила в даль.
Всё, что сердце мне томило,
Все сомненья отлетели,
Ясно впереди.
Голова моя почила,
Словно в зыбкой колыбели,
На твоей груди.

V. «Померкло театральное крыльцо…»[159]

Померкло театральное крыльцо.
У фонаря потухшего мелькнуло
Последнее актерское лицо.
Тебя всё нет… Ужели обманула?
Но ты идешь, последняя из всех.
Как ты опять прекрасна нестерпимо!
Как чудно обрамляет черный мех
Твое лицо, горящее от грима!
Какая ты сегодня? Ты полна
Беспечных ласк и детского задора,
Или опять устала и больна,
И нет огня в зеленой влаге взора?
Прости меня, но ждал я целый день,
И возроптал душой неблагодарной…
О, если б хоть какая-нибудь тень
В твоей душе, как солнце, лучезарной!

VI. «Твое лицо, разгорячась от краски…»

Твое лицо, разгорячась от краски,
Душистей и нежней.
Родная, отдохни. Как полон ласки
Послушный бег саней.
Забудь толпу, шумящую, чужую,
Где ты пленяла всех.
Ведь мы — вдвоем, и робко я целую
Твой милый, черный мех.
Но ты уйдешь, и вновь во мгле морозной
Один останусь я…
Когда поймешь, что не идти нам розно,
О чудная моя?

VII. «Моя обетованная земля…»[160]

Моя обетованная земля,
Где медленно и равномерно
От белых стен вечернего Влахерна
Несется благовест на тихие поля!
Там, там порог обетованный,
Там розой юности украшенный чертог…
Туда приду, и у любимых ног
С последнею мольбой поникну бездыханный.

ПОЭМЫ[161]

Miser Catulle, desinas ineptire

Et quod vides perisse perditum ducas.

Catullus. VIII

I. ЛЮБОВЬ ПОЭТА[162]

I
Ты помнишь, как, в последних числах мая,
Явились мы в твой радостный Эдем,
За юных дев бокалы подымая,
Смеясь всему и счастливые всем,
У светлых вод, в лугах земного рая,
Стряхая пыль задач и теорем?
Окончив алгебры экзамен тяжкий,
Гордился я студенческой фуражкой.
Подругами другими заняты
Казались мы. Но за игрой наивной
«Donne moi la rose» сказала томно ты,
И голос твой, звенящий и призывный,
Во мне зажег неясные мечты:
Заметил я движенья ножки дивной,
Румяный зной ребяческой щеки
И губок розовые лепестки.
Еще дитя, ты годы обманула,
Все лепестки спешила развернуть:
Мои глаза невольно притянула
Цветущая младенческая грудь,
И что-то сладко сердце мне кольнуло,
В него влились предчувствие и жуть,
И я стоял перед тобой влюбленный,
Впивая взор, весенний и зеленый.
Ах, как боялся я, что оскорблю
Тебя моей любовью. Шли недели,
А я не смел сказать тебе: «люблю»,
Не смел сознать, что я уж близко к цели
И что пора причалить кораблю.
Но строгие октавы надоели:
Милей твой метр, изысканный Кузмин,
Воспевший булку, Палатин и тмин.
II
Сердце бьется, сердце радо!
Как под тенью винограда
Вкусен кофе поутру!
Знаю, все б узнать желали,
Я в кого влюблен, в тебя ли,
Или в старшую сестру?
Завели опять шарманку,
Что влюблен я в гувернантку,
А она совсем глупа:
В дело спиритизм пустила,
Думает, что всех пленила,
Даже твоего papa.
Впрочем, на руку мне это.
Захвативши томик Фета,
Огибаю огород.
Утра час и тих, и сладок.
Ну как меж клубничных грядок

Еще от автора Сергей Михайлович Соловьев
Воспоминания

Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».


История России. Иван Грозный

Сергей Михайлович Соловьев – один из самых выдающихся и плодотворных историков дореволюционной России. Его 29-томное исследование «История России с древнейших времен» – это не просто достойный вклад в сокровищницу отечественной и мировой исторической мысли, это практически подвиг ученого, равного которому не было в русской исторической науке ни до Соловьева, ни после. Книга «Иван Грозный» рассказывает о правлении первого русского царя Ивана IV Васильевича. Автор детально рассматривает как внешнюю и внутреннюю политику, так и процесс становления личности самого правителя. Это иллюстрированное издание будет интересно не только историкам, но и широким кругам читателей. В формате pdf A4 сохранен издательский дизайн.


История падения Польши

К середине 18 века Речь Посполитая окончательно потеряла свое могущество в Восточной Европе и уже не играла той роли в международных делах региона, как в 17 веке. Ее соседи напротив усилились и стали вмешиваться во внутренние дела Польши, участвуя в выдвижении королей. Власть короля в стране была слабой и ему приходилось учитывать мнение влиятельных аристократов из регионов. В итоге Пруссия, Австрия и Россия совершают  раздел Речи Посполитой в 1772, 1793 и 1795 годах. Русский историк Сергей Соловьев детально описывает причины и ход этих разделов.


Лучшие историки

Библиотека проекта «История Российского государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники исторической литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.В книге представлены избранные главы из «Истории России с древнейших времен» Сергея Михайловича Соловьева и «Краткого курса по русской истории» Василия Осиповича Ключевского – трудов замечательных русских историков, ставших культурным явлением, крупным историческим фактом умственной жизни России, в нынешний нелегкий момент нашей истории вновь помогающих нам с позиций прошлого понять и осмыслить настоящее.


Том 1. От возникновения Руси до правления Князя Ярослава I, 1054 г.

Эта книга включает в себя первый том главного труда жизни С. М. Соловьева – «История России с древнейших времен». Первый том охватывает события с древнейших времен до конца правления киевского великого князя Ярослава Владимировича Мудрого.


Валерий Легасов: Высвечено Чернобылем

Чернобыльская катастрофа произошла более 30 лет назад, но не утихают споры о её причинах, последствиях и об организации работ по ликвидации этих последствий. Чернобыль выявил множество проблем, выходящих далеко за рамки чернобыльской темы: этических, экологических, политических. Советская система в целом и даже сам технический прогресс оказались в сознании многих скомпрометированы этой аварией. Чтобы ответить на возникающие в связи с Чернобылем вопросы, необходимо знание – что на самом деле произошло 26 апреля 1986 года.В основе этой книги лежат уникальные материалы: интервью, статьи и воспоминания академика Валерия Легасова, одного из руководителей ликвидации последствий Чернобыльской аварии, который первым в СССР и в мире в целом проанализировал последствия катастрофы и первым подробно рассказал о них.


Рекомендуем почитать
Преданный дар

Случайная фраза, сказанная Мариной Цветаевой на допросе во французской полиции в 1937 г., навела исследователей на имя Николая Познякова - поэта, учившегося в московской Поливановской гимназии не только с Сергеем Эфроном, но и с В.Шершеневчем и С.Шервинским. Позняков - участник альманаха "Круговая чаша" (1913); во время войны работал в Красном Кресте; позже попал в эмиграцию, где издал поэтический сборник, а еще... стал советским агентом, фотографом, "парижской явкой". Как Цветаева и Эфрон, в конце 1930-х гг.


Зазвездный зов

Творчество Григория Яковлевича Ширмана (1898–1956), очень ярко заявившего о себе в середине 1920-х гг., осталось не понято и не принято современниками. Талантливый поэт, мастер сонета, Ширман уже в конце 1920-х выпал из литературы почти на 60 лет. В настоящем издании полностью переиздаются поэтические сборники Ширмана, впервые публикуется анонсировавшийся, но так и не вышедший при жизни автора сборник «Апокрифы», а также избранные стихотворения 1940–1950-х гг.


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.


Лебединая песня

Русский американский поэт первой волны эмиграции Георгий Голохвастов - автор многочисленных стихотворений (прежде всего - в жанре полусонета) и грандиозной поэмы "Гибель Атлантиды" (1938), изданной в России в 2008 г. В книгу вошли не изданные при жизни автора произведения из его фонда, хранящегося в отделе редких книг и рукописей Библиотеки Колумбийского университета, а также перевод "Слова о полку Игореве" и поэмы Эдны Сент-Винсент Миллей "Возрождение".