Собрание стихотворений - [42]

Ты мне была. В последний час

Ты не подумала о том?

Прости! какое море мук,

Какое пламя, яд и кровь

Таит единый этот звук,

Звук, отпевающий любовь.

Кто осквернит твои уста?

Кому — твоя святая грудь?

Младенец мой, везде, всегда

За всё благословенна будь!

Так близко счастье, и ужель

Я одинок уже навек?

Я ухожу в мою метель,

В холодный ветер, ночь и снег.

XI. «Да, ты права, я сильно постарел…»

Да, ты права, я сильно постарел

За этот год, он десяти годам

Равняется: сначала тучей стрел

Любовь пронзила сердце мне, а там

За гробом гроб и язвы тайных мук.

Измученный, не покладая рук,

Я всё иду к намеченной мете,

Но даль темна, и силы уж не те.

Я б не поверил год тому назад,

Что через год ты будешь уж не та:

Так светел был твой непорочный взгляд,

Так нежны полудетские уста,

Так ты любви всецело отдалась,

Так отдаются в жизни только раз…

Мне странно, что я столько перенес,

Что на тебя могу смотреть без слез.

Тебе ясна души моей тоска,

Так тщательно таимая от всех.

Не лгу тебе, ты слишком мне близка.

Зачем же эта злоба, этот смех,

Всё сердце мне повергнувшие в ад.

Я пред тобой ничем не виноват,

Не думал я, что так бессильна ты

Пред властью дней и ядом клеветы.

Но нет, но нет: душа полна любви,

Она верна тем голубым ночам,

Когда я кудри целовал твои,

Бегущие волнами по плечам,

Когда я был моей малютке люб,

Когда твоих полураскрытых губ

Касался я в порхающем снегу.

Нет, разлюбить тебя я не могу.

Я не могу сказать «прости» всему,

Чем долго так душа моя жила,

Я не могу вернуться в злую тьму,

Откуда ты так властно извела

Меня любовью чистою твоей.

…………………………………….

XII.ЛИТВА

«Боярин! Боярин! о чем ты загрезил? куда

Глядишь ты печально, из рук уронив повода?»

— «Кручины моей не поймешь ты, мой верный слуга;

Давно мне постылы родные леса и луга:

Там, в синей дали, за лесами, как сон наяву,

Белеет дорога, и эта дорога — в Литву.

Туда полечу, опоясавши дедовский меч,

Туда, где уж боле не слышится русская речь,

Где пашут волы на чужих, незнакомых полях,

Где в темной корчме веселятся венгерец и лях,

Где кости гремят и веселые кубки шипят,

Где в небе синеют вершины далеких Карпат.

Туда, где свой гроб покидает алкающий труп,

Где бледные лица с сомнительной алостью губ,

Где бродит монах, по ночам, на дорогах глухих,

Где путник ночной бережется безумных волчих…

Там — тоже весна. Там фиалки цветут на лугах,

Поет соловей под тенистою липой, и — ах! —

Там сердце одно расцветает, как ландыш лесной,

И хочет любить и дышать голубою весной.

Прости, мой слуга, господина без страха покинь,

Уж ветром весенним лицо мне ласкает Волынь».

— «Боярин! Боярин! тебе не вернуться назад,

Истлеет твой труп у подошвы далеких Карпат…

Сладка упырям молодецкая русская кровь».

— «Мечом и крестом завоюю весну и любовь».

XIII.ПРЕДКАМ КОВАЛЕНСКИМ

Не ваша ли кровь, как огонь, разливается в жилах?

В далеком потомке нежданно волнуетесь вы,

О предки мои, что столетия спали в могилах

Родимой Литвы?

Вы, летевшие в битву, едва раздавалась команда,

Обагрявшие кровью Дуная святые струи,

Блестящей толпой окружавшие трон Фердинанда,

О предки мои!

Литовские графы, я чую ваш дух непреклонный,

И гордая радость во мне заиграла ключом,

При виде фамильного льва с золотою короной

И с синим мечом.

О гении рода, врагов моих злых истребите,

Как ветер осенний срывает с деревьев листву,

Сомкните щиты надо мною, и благословите

Мой путь на Литву.

РОЗЫ АФРОДИТЫ [146]

Блажен, кто замечал, как постепенно зреют

Златые гроздия, и знал, что, виноград

Сбирая, он выпьет их сладкий аромат.

Фет

I. ПАРИС [147]

Еще вчера шел дождь, и море было серо,

А нынче целый день сияет небосклон,

Хранима Эросом, плывет моя триэра

В божественный Лакедемон.

Уже который день, не покидая вёсел,

Гребут товарищи, морскую зыбь деля.

Для сна и отдыха ни разу я не бросил

Из рук скрипучего руля.

Струятся с гор ручьи растаявшего снега,

Мне треплет волосы душистый ветр весны.

Какая слышится ликующая нега

В журчанье вспененной волны!

Не страшен мне ваш гнев, кичливые Атриды.

Мой жребий царственный открылся мне в тот день,

Когда я пас стада в лугах родимой Иды,

Свирелью прогоняя лень.

Напрасно Азии великую державу

Сулила Гера мне; во всех сраженьях верх

Афина прочила: и почести, и славу

Я с равнодушием отверг.

Но тут, сорвавши с плеч пурпуровую хлену,

«Ты вкусишь радости, доступной лишь богам, —

Киприда молвила, — я дам тебе Елену».

И я упал к ее ногам.

Ни слезы матери, ни отчие седины

Не задержали путь. Во прахе и крови

Пусть рухнет Илион! Всё, всё за миг единый

Ее божественной любви!

Приама древнего прими благословенье.

Уже чертог — в цветах, готов венчальный хор,

И нежных ног твоих зовет прикосновенье

Фиалка ионийских гор.

Остановись, ладья! Как с птичьего полета,

Я вижу весь узор таинственной судьбы.

Привет вши, тростники священные Эврота,

Палестры мраморной столбы.

Кто эта женщина, прелестная, как нимфа,

Стоит в кругу подруг, поднявши диск златой?

В кудрях ее — венок из роз и гиакинфа…

Погибни, Илион святой!

1910. 1 марта, Геленджик

II. ПОСЕЩЕНИЕ ДИОНИСА [148]

Тайный гость в венке из винограда

В полночь постучался у крыльца:

Отвори мне, юная менада,

В дом впусти ночного пришлеца.

Я устал, оборваны сандальи,

Вся в пыли на посохе лоза,

И полны желанья и печали

Отрока бессонные глаза.