Собрание стихотворений - [28]

Вдруг солнцем озарить, как мрак в темницах!

И, перечитывая вновь и вновь

Его слова о славе и свободе,

Воспринимаем чище мы любовь,

Возвышеннее мыслим о природе.

1947

176. ЦВЕТЫ ПОД ДОЖДЕМ

Серебряный дождь перестал

Звенеть и по стеклам струиться.

Вновь вымытый, мир засиял

От капель и слез, как теплица.

Ты шумно закрыла свой зонт.

А в пурпуре, где горизонт,

Там солнце шипело и гасло,

И автомобильное масло,

Пролитое в луже,

В том мире, где смертью напрасной

Погиб под дождем мотылек,

Вдруг радугой стало прекрасной…

Иль Ладогой, где огонек,

Сказал бы трехлетний ребенок,

Взлелеянный в неге пеленок,

Как теплый цветок.

1946

177. «Пушкин прославил тебя стихами…»

Пушкин прославил тебя стихами.

Пушки во славу твою гремели,

Ядрами били в Казань,

И алмазные звезды

Сияли средь черных твоих небес.

Миллионы людей

Ради тебя умирали,

Горели в огне,

Гибли на кораблях,

И эти страданья

Пушкин с тобой разделил,

Когда умирал он,

Прикрытый плащом,

Твой первый поэт

И самый любимый твой сын.

178. «Когда приходят мысли…»

Когда приходят мысли

О гибели и страх,

Не трепещи! Помысли,

Что ты не только прах,

А некое сиянье

В бессмертном веществе,

Что ветерок дыханья

Прошелестит в листве.

И потому, что гробом

Кончается наш путь,

С волнением особым

Подумать не забудь

О том, что в этой жизни

Всего дороже нам, —

О верности отчизне

И о любви к стихам…

О, с нежностью печальной,

Как розу или плод,

Садовник гениальный

Взрастит нас и сорвет.

1949

179. ПАМЯТНИК

Все может быть! На заседанье чинном

Мне памятник потомки вознесут

И переулок в городке старинном

В честь бедного поэта назовут.

Так, — скромный бюст, подобье человека,

В напоминанье стихотворных дел, —

В том скверике, где на углу аптека,

Где некогда я с книжкою сидел.

Собранье, бюст, министром просвещенья

Прочитанная по бумажке речь.

Потом — зима и тишина забвенья,

Снежок на бронзе голых римских плеч.

У памятника песик в назиданье

Поднимет ногу, милой жизни рад,

И школьница для первого свиданья

Назначит этот неприметный сад.

Прочтет прохожий: «Антонин Ладинский»

И пустит мне в лицо табачный дым,

И буду я с улыбкою латинской

Смотреть на мир, завидуя живым.

1947

СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВКЛЮЧАВШИЕСЯ В СБОРНИКИ

180. «Ликует ветер невских хладных вод…»

Ликует ветер невских хладных вод.

Борты кипящую смолу вдыхают.

Мечта всей жизни — возведенный флот,

И плотники на верфях распевают!

Стонали корабельные дубы.

Из щеп дремучих — нежные фрегаты —

Виденье неуклюжее — а лбы

По-прежнему упрямы и покаты.

Пенька, голландский шкипер и кабак,

Азы чужой нептуновой науки.

А брошенный расчетливо пятак

Дался недаром, и в мозолях руки.

Но отвалив, все ж тронулись, пошли, —

Подумаешь, какие мореходы, —

И узкий краешек родной земли

Был им дороже славы и свободы.

Но всем наперекор согнуть в дугу

И порохом коптить в дыму викторий!

И весело горят на берегу

Леса, скиты, хоромы на запоре.

Народная любовь! Как тяжкий флот,

Плыву к тебе, в ночных морях взывая,

Мне руки простирает мой народ,

Поют куранты, полночь отпевая…

181. «Дорога россиянки не легка…»

Дорога россиянки не легка:

Как на костер за мужем — ты смогла бы

Ты кинулась в опальные снега,

И полетела тройка по ухабам.

Навстречу кедры, ельничек, песок,

И вдруг — пугливое оленье стадо,

Потом жилье и голубой дымок

Над крышами сибирского посада.

И сверток нежных итальянских нот

Везла, чтоб не озябли фортепьяны,

А в станционных горницах народ,

Гора мехов и в щелях тараканы.

Гналась пурга, просилась на ночлег,

В людской уют бревенчатых заборов,

Изба плыла на полюс, как ковчег,

И на окне морозные узоры…

Дохнула ты на нежный хлад стекла,

И вот уж пальма северная тает,

От пальчиков горячих потекла

И снова на морозе расцветает…

Небритый с воскресенья комендант

Средь канцелярских тягот и волнений:

То неприятность — беглый арестант,

То громы высочайших повелений.

Скребет перо, сургуч трещит.

Опять — Сибирь с серебряными рудниками,

С тайгой, которую не сосчитать,

С неразговорчивыми мужиками.

А на краю земли стоит острог,

В суровых древках русская свобода,

И женская душа на огонек

Торопится, как и душа народа.

Париж. 1925

182. «Скрипит возок, в снегах ныряет…»

Скрипит возок, в снегах ныряет,

Как барыня, столица спит,

И вот шлагбаум поднимает

В бараньей шубе инвалид.

А Музе не поднять усталых

Свинцовых караульных вежд,

Всех этих пеней запоздалых,

Суда глупцов, хулы невежд.

От нежных перьев треуголки

Ей русских роз не уберечь —

И пачкают людские толки

Прелестную покатость плеч.

А Вам — Наталье Гончаровой —

Приснилось на заре, что с Вас —

Еще Вы девушкой суровой —

Не сводит он тяжелых глаз…

Вчера заметили случайно:

В дубовом ящике стола,

Как государственная тайна —

Хлад пистолетного ствола.

Что детям обаянье славы?

Вам слаще бал и санный бег,

Великосветские забавы

И медленный пушистый снег.

А снег другой, в руке зажатый,

В горячих пальцах, и потом

В крови расплавленный, примятый

Под тем трагическим кустом?

Ах, девочка моя Наташа,

Пробор склоненный — мало сил,

Любовь моя! — большая чаша —

Я захлебнулся, не допил.

183. СЕЛЬСКАЯ МУЗА

Памяти Сергея Есенина

Ты родилась — поплакала, запела,

Как море волновалась колыбель,

Под деревенским солнышком смелела

Твоя свирель.

Но что воспеть? — дубравы и долины,

Классическое возвращенье стад,

На огороде красные рябины —

Сей русский виноград.