Там, где Оки негордый брег
погребся в гуще трав,
живет Иосиф Гольденберг,
по школьной кличке — Граф.
Глотая скудную еду,
какую Бог пошлет,
ни у кого ни на виду
он в радости живет.
Бывало, пер и на рожон,
латал забот костюм,
но, в чтенье книжек погружен
и в созерцанье дум,
живет, не славен, не высок,
в зеленом городке,
его серебряный висок
с добром накоротке.
И от него благая весть
по душам разлита
о том, что в мире темном есть
любовь и доброта.
О, что нам родина и век,
когда восходим вверх,
мой самый лучший человек —
Иосиф Гольденберг?
Течет, мерцая и звеня,
старинная стезя.
Какое счастье для меня
что мы с тобой друзья!
Постой под светлым сквозняком,
полнеба облетав.
Я столько лет с тобой знаком,
что счету нет летам.
Смотрю: ни капли не устал,
тоска — не по устам.
Ты сам судьбу свою создал
и ей владыка сам.
Труби ж в ворожущий рожок,
сзывай живых к себе,
смирёныш, мальчик, малышок
и граф своей судьбе!
Молюсь, чтоб Божий свет вовек
в твоей душе не смерк,
мой самый лучший человек —
Иосиф Гольденберг.
Да канут в даль злодей и враль,
зане кишка слаба,
и уведет достойных в рай
небесная нежба.
В сердцах заветное храня,
летим — ребро к ребру.
Какое счастье для меня,
что я тебя люблю!
1984
Что снится юношам Руси,
когда исполнилось шестнадцать?
Им города чужие снятся
и звезды жаркие вблизи.
Им снятся гордые царевны,
дороги, грозы, паруса,
и благодатный и целебный
над ними дождик пролился.
Добро, племянник Константин!
Не мальчик ты уже, а юнош,
со злом по-взрослому воюешь,
ветрами мудрыми студим.
Держись, чтоб в горе не поник,
как дуб за землю, ты за книги.
О, как несчастны горемыки,
не разумеющие книг!
Люби певучие слова,
учись добру, не бойся века:
роднее книг у человека
ни друга нет, ни божества.
Что молодым до холодов?
Им всё к лицу, им всё во благо:
и ум, и совесть, и отвага,
и к обездоленным любовь.
Шестнадцать лет — не трали-вали.
А всё ж, племяш, не забывай,
как мы когда-то открывали
боров пахучий каравай,
как было нас тогда четыре,
и мы не ведали беды,
и рощу пятками чертили
до родничка Сковороды,
как были мы в гостях у леших,
и как, не делая вреда,
варили с бульбами кулешик
у бабаевского пруда,
как мы у каждого куста
хватали воздух ртом и носом,
а впереди визжал и несся
веселый песик без хвоста,
как он пугал чужих мальчишек,
и как, презревши всех подлиз,
мы над костром из красных шишек
дружить до гроба поклялись.
С тех пор мы связаны обетом,
костра того не погасят.
Не забывай, племяш, об этом
ни в двадцать лет, ни в пятьдесят.
И дядька я, и книгодар,
а всё походы наши снятся.
Да будет нам всегда шестнадцать,
а паразитам — никогда.
4 октября 1966
* * *
Здравствуй, душенька с телешком
>{388}и телешко с душенькой!
Здравствуй, Дусенька с Олежком
и Олежек с Дусенькой!
Оба мы, насупя брови
с окаянна горюшка,
шлем вам две свои любови
с окияна-морюшка.
Наше вечное спасибо,
из любви отлитое,
что живете в три погиба,
но с душой открытою.
Наше вечное спасибо,
пусть хоть мир обрушится,
за все ночи недосыпа,
доброты и дружества.
Толи круг нам очертили,
толи так положено, —
почему нас не четыре
на земле Волошина?
Хоть проводим жизнь с другими,
умствуя и шастая,
есть у нас святое имя:
Дусенька Ольшанская.
И, сбежав от тех попоек,
что с собой не возятся,
обнимаем вас обоих
и целуем во сердце.
Я молюсь, чтоб без усилий
хорошо жилося вам,
но притом не всё в России
мнилось в свете розовом.
От обиды и обузы
бытия лохматого
облегчи вам души, музы
и княжна Ахматова.
Жить вам век в ладу со словом
писаным и баяным
и скучать по встречам новым
с вашим Чичибабиным.
1984
* * *
От старых дружб ни славы, ни следа
>{389} —
так круг их редок,
а ты мне друг, пока течет вода
в сибирских реках.
Когда в тоске не думал ни о ком,
не звал кого-то,
светила мне плакучим огоньком
твоя забота.
И в черный час к звонку твоих дверей
гнала година,
и совпадала боль моя с твоей
бедой, Галина.
Так жили мы, с судьбою не мирясь,
и так молчали,
и только в рюмках чокались не раз
вином печали.
Теперь летишь к лебяжьим рубежам —
лети ж легко ты.
О, только б век тебя не обижал,
не гнули годы.
Последний круг страданий и забот
сполна изведан,
и ты мне друг, пока душа живет
добром и светом.
1980-е
* * *
Высох колодец. Не стало вина
>{390}.
Чаша пропала.
Что тут поделаешь? Наша вина,
Саша Хрупало.
Спать не дает нам ночная беда
в мире жестоком.
Вспять не польется речная вода
к первоистокам.
Все в этой жизни имеет конец —
худо и благо.
Брось хорохориться, щедрый скупец,
праздный деляга.
Враль ты ужасный и той же порой
правды искатель.
Кто нам в бессмертие скажет пароль?
Море — из капель.
Что ж теперь каяться? В бездне любой
небо таится.
Зло стережет нас, и только любовь
не повторится.
Близких дороги расходятся врозь,
Саша Хрупало.
Высох колодец. Вино пролилось.
Чаша пропала.
1980-е
