Собрание сочинений в пяти томах. 2. Восхищение - [59]

Он умирает, пускай, но с ним должна умереть и она. И сколь ни было противно Лаврентию дать себе отчет, что движим желанием отомстить женщине, и хотя учел, что виноват сам, доверившись, что был глуп, пускаясь на столько дел из за бабы, а кроме него виновны окружающий быт и мир, желание рассчитаться, убить ее, брало верх над прочими соображениями. И какого черта, добавил он, придавать значение водорослям, воспоминаниям о брате Мокий и приувеличивать роль Ивлиты. Блядь, вот и все; блядь, подобно всем прочим. Но получит, что заслужила, и вместе с нею сотрется прошлое

И подкрепляя угрозу, Лаврентий схватился за пистолет. Но стоило ему коснуться оружия, и перед ним, паря над дорогой и к нему простирая руки, возникла Ивлита, в своей славе нечеловеческой, в красоте, ради которой можно принять любые унижения, терпеть всяческую нужду. И молодой человек уронил голову и опустил руки. Бросив повода, не замечая, что лошадь идет шагом, готов был плакать из жалости к самому себе

Такое безволие? Разбойник он или нет? Честь, достоинство: слова эти значат еще что нибудь или окончательно опустели? И Лаврентия имя, разве потеряло музыку удара? Малодушничать перед блядью? Лаврентий вскинул оружие и выстрелил. Но Ивлита растаяла

Ничего, найдет ее там, в деревушке. И разбойник пустил лошадь вскачь, досадуя, что потратил выстрел. Приближаясь к родной деревне, он упивался окрестностями и вновь обретал силы, которым не будет конца

Солнце уже пренебрегло холмами, но краски заката, рассеиваемые влажным, на две трети облачным небом и кружащиеся в воздухе вместе с отжившими листьями, делали пейзаж успокоительным до раздражения. Свист пастухов и блеяние коз, спускавшихся с пастбищ и пересекавших то и дело дорогу, растекаясь по деревням, и запах подгнивающей кукурузы говорили о конце долгих и напрасных волнений. Из лесу, одевшего склоны ближайших гор, пятнистого от хвои, вкрапленной в сонмы буков, неумолимые вытекали струями туманы, и ветер заботливо и равномерно покрывал ими начинавшие дрогнуть деревья. Чтобы лошадь не убавляла шагу, ее приходилось поминутно пришпоривать и хлестать, но она настаивала на своем, точно считая неприличной скачку среди этого осеннего успокоения

Деревня с лесопилкой была настолько знакомой и обыкновенной, словно в ней и не квартировал ушедший накануне Аркадий. Несмотря на поздний час, с завода доносился визг пилы: сверхурочные работы перед зимним перерывом. Коровы, неохотно уступающие путь всаднику, звон колокольчиков, кудахтанье кур. Перед кабаками и управлением множество народу, спешащего наговориться до снегов. Бьют в бубен и пляшут

Брызгая глиной и на ходу спешиваясь и вскакивая обратно в седло, изрешетив воздух, Лаврентий пронесся перед разинувшими рты односельчанами. Уже был вдалеке, когда зашумели люди, а подоспевшие музыканты заиграли встречу, не увидел кабатчиков, тащивших мехи на улицу и наполнявших даром любой кувшин, и не участвовал в попойке, первой после освобождения от солдат и которой крестьяне с избытком вознаградили себя за пережитое. Но долго ноты шарманки скользили за всадником и время от времени, распугивая их, надсаживался одинокий кларнет

Сегодня Лаврентий мог бы вкусить прелесть приема, о котором мечтал. Но было некогда

Тропа в деревушку была слишком крутой и вязкой. Лошадь идти далее не могла. Это благоприятствовало Лаврентию; стражники тоже не проедут дальше, думал он, а пешие разве поспеют за горцем? И бросив лошадь, он несмотря на скользкие иглы и сучья и подъем побежал через лес с быстротой оленя и был скоро на переломе

Ночь готова была вот вот наступить и казалось ждала только, чтобы в небе потухло длинное и затейливое розоватое облако. Пахло мхом и грибами. Ветер отсутствовал и даже векши не шевелили дубовых веток. Передвигаться по западному склону было много трудней, приходилось съезжать каждые десять шагов. За лесом же, на травяном откосе, удержаться было немыслимо. Лаврентий споткнулся и полетел под гору. Вот он внизу. Поляна была усыпана светляками и огни невыговариваемой деревушки таяли среди бесчисленных звезд. Наверху созвездия, распухнув от сырости, ничем не отличались от насекомых и вели такой же молчащий хор. Ни птиц, вовсе вымерших, ни бубенчиков, ни потока, чтобы замутить бездонную тишину. И внезапно до Лаврентия донесся рокот, сделавший бездну еще явственней и много раз слышанный, но к которому молодой человек оставался доныне глух. Это пели кретины

Сколько Лаврентий мечтал в последние дни о возврате к доброй жизни, неосторожно утерянной, но никогда не думал, что надо вернуться во что бы то ни стало и что добрая жизнь это смерть. Но вот коснулись разбойника бессмысленные, безжизненные, бесполезные звуки и стало ясно (почему однако так поздно), что только за нечеловечьими звуками скрывается счастье, которого он упрямо искал на стороне. Почему, ужаснувшись (а что обиход, разве он стоит счастья?) Лаврентий тогда, в утро после убийства Луки, покинул спасительный хлев кретинов. Вернуться к ним. Остаться около них навсегда

Молодой человек насторожился. Кажется, выстрелы. Вероятно погоня. Да и кретины замолкли. Поздно мечтать о счастье