Собрание сочинений В. К. Арсеньева в одной книге - [493]

В этом году был сильный падеж оленей. Ожидалась голодовка, грозные повестки которой были уже налицо. Отовсюду шли нехорошие вести. Отец мой решил тогда уйти подальше от зараженного района. Накануне нашего выступления в поход молодой приискатель обратился к нам с просьбой взять его с собой. Отец подумал и согласился. На другой день мы тронулись в путь, и белокурый человек пошел с нами. Я не знаю его имени, но помню хорошо. Он, как живой, стоит передо мной. Это был удалый парень, он не сидел сложа руки, помогал вьючить оленей, ставить палатки. Отец очень любил его, и я с ним подружился тоже.

Дней через шесть мы вышли в верховья Горина, и тут, в старой небольшой юрасе, застали бедную тунгусскую семью, состоявшую из одного мужчины, одной женщины и двух малых детей. Они потеряли своих последних четырех оленей и теперь на лыжах хотели дойти до Уркана, где тоже стояли тунгусы, их сородичи.

Мой отец предложил им присоединиться к отряду, но они отказались, заявив, что надеются благополучно дойти до своих земляков на Уркане и там до весны промышлять рыбной ловлей. Молодой приискатель пожелал тоже остаться с бедняками, чтобы с ними добраться до реки, впадающей в озеро Болон-Оджал. Тогда мы оставили им одного оленя на мясо, а сами пошли дальше на реку Уд.

После нашего ухода тунгус с русским человеком пошли на разведку, чтобы на лыжах проложить дорогу, по которой они намеревались, когда она занастится, перевезти семью и имущество на нартах. Женщина с детьми осталась в юрасе. На третий день они достигли Уркана, но тунгусов там не нашли, зато встретили гольдов-зверовщиков. Они заночевали у них и на другой день хотели было идти назад, но неожиданно разразившаяся пурга принудила их остаться на месте. На вторую ночь тунгус скоропостижно скончался. Тогда приискатель, захватив у гольдов немного сухой рыбы, решил один идти за женщиной и за детьми, но новая пурга застала его в дороге. Она продолжалась несколько суток подряд и пресекла всякую возможность сообщения. С невероятными усилиями он прокладывал путь через сугробы, но не суждено ему было спасти семью умершего тунгуса. Зима в том году была суровая, пурга следовала за пургой. В третий раз снежная буря опять захватила его на полпути. Ветром замело старую лыжницу, он сбился с дороги и, по-видимому, заблудился. Что случилось с женщиной и детьми — неизвестно: их не нашли вовсе. Вероятно, они тоже заблудились в тайге и погибли от голода.

Весной, когда появились первые признаки оттепели, — продолжал свой рассказ Ингину, — мы оставили реку Уд и спустились на Уркан.

Как-то раз два тунгуса пошли по тундре искать оленей и там увидели чьи-то ноги, торчащие из сугроба.

Отец велел разгрести снег. Велико было наше горе, когда в покойнике мы узнали того самого молодого приискателя, которого все так любили. Из осмотра выяснилось, что он хотел было развести костер, но это ему не удалось. Сухую рыбу, которую он нес с собой, погрызли мыши.

Старик на минуту замолк.

В это время снаружи раздался страшный рев. Наша палатка заколыхалась. Где-то упало сухостойное дерево. С диким завыванием налетел ветер на наш бивак и точно злился, что с нами он не может расправиться так, как со светло-русым юношей-приискателем, пытавшимся спасти бедную вдову с детьми.

Одна из девочек, самая маленькая в отряде, проснулась и начала плакать. Тунгуска взяла ее на руки и стала укачивать.

Я взглянул на старика. Он сидел, закрывши глаза, и левой рукой как бы старался отодвинуть от себя страшные видения. Я дотронулся до его плеча. Он вздрогнул и испуганно огляделся, потом поднялся и молча стал расстилать свою постель. Я тоже лег на свое место, но долго не мог уснуть. К ночи метель разразилась еще сильнее. Иногда казалось, что ветром вот-вот сорвет палатку, но порывы его с шумом проносились мимо, и тогда грозный рев в трубе камина снижался до жалобного воя тоненьким голоском. Мне грезились маленькая палатка в лесу, занесенная снегом, и в ней несчастная мать с двумя малютками, и белокурый золотоискатель, прокладывающий дорогу через сугробы вот в такую же бурную ночь…

Гора Лао-Хутун

Во время моих скитаний по Уссурийской тайге в бассейне реки Идоана мне приходилось часто слышать рассказы туземцев о какой-то таинственной пещере, являющейся своего рода штабом тигров. Люди говорили о ней с нескрываемым благоговением и даже страхом.

Пещера находилась невдалеке от того места, где я бродил. Очень часто в рассказах туземцев и китайцев мелькало имя Лао-хутун. Вскоре мне объяснили, что Лао-хутун — гора, одна из вершин Сихотэ-Алиня. Туземцы и особенно китайцы произносили это имя с каким-то трепетом. Это меня заинтересовало.

Как-то вечером при свете костра мне удалось услышать довольно связный рассказ о чудесах горы Лао-хутун. В представлении удэхейцев и китайцев она была обиталищем священных тигров. Мне поведали любопытную легенду. Вот она.

«Это было очень давно, ни один человек не помнит, когда это началось. Люрл — старик, ему скоро сто двадцать лет, а он не помнит. Его отец жил сто пятьдесят лет, но и он не помнил. Его дедушка был старый, старый человек, но и он не помнил. Никто не помнит!