Собрание сочинений В. К. Арсеньева в одной книге - [494]

В горе Лао-хутун есть громадная пещера. Такого большого дома нигде нет. Построить такой большой дом человеку невозможно.

Если зайти в эту пещеру, выйти уже нельзя. Она уходит далеко в горы, и выход из нее на той стороне, где садится вечером солнце.

Жили в этой пещере четыре тигра. Жили много-много лет. Как верные стражи, они охраняли от злого духа то, без чего человек жить не может. Здесь были собраны лучшие одежды для человека, оружие, которым он может защищать самого себя, острая пила и острый топор, чтобы срубить и обделать дерево, снасти для рыбной ловли, силки для ловли птицы и зверя, тушь и кисточка для письма.

Тигры никого не трогали. Их можно было видеть около пещеры, когда они грелись на солнце или ходили пить к реке, можно было заходить в пещеру и осматривать хранящиеся в ней предметы, чтобы по их виду сделать такие же для себя. На все можно было смотреть в пещере, даже на то, как старая тигрица кормит грудью своих детей. Но ни к чему нельзя было дотронуться, а тем более что-либо взять или унести с собой. Тот, кто осмеливался на это, совершал жестокое преступление, и его ожидала кара — или болезнь, или смерть.

Но нашелся человек, который нарушил правило. Он вошел в пещеру и, пользуясь тем, что тигры ушли на охоту, взял себе лопату и пилу, которые там были, и незаметно ушел с ними. Но они не пригодились ему: по дороге он был раздавлен упавшим деревом.

Еще десять, а может быть, и пятнадцать лет назад тигры жили в пещере Лаo-хутун, но потом куда-то ушли. Теперь их нет в пещере, но и сейчас там находится тушь в баночке и кисточка для письма».

Легенда была произнесена с пафосом и таинственностью и произвела на туземцев потрясающее впечатление. Глубоко тронула она и меня своей наивностью и непосредственностью. Во мне загорелось желание немедленно посетить этот кабинет тигра, легендарную гору Лао-хутун. Как следовало ожидать, все присутствующие стали отговаривать меня от безумного шага. Я разъяснил, что даже тогда, когда в пещере жили тигры, человеку разрешалось заходить в нее, почему же этого не следует делать теперь? Туземцы опасались, что я унесу тушь в чернильнице и кисточку, а лесные люди иногда пользуются ими. Они думают, что все, написанное этой тушью, — прочно и долговечно. Я убедил их, что ничего не возьму из пещеры.

Лао-хутун меня интересовала, как и все другие пещеры Сихотэ-Алиня. Незадолго перед этим я посетил Макрушинскую пещеру, и мне хотелось побывать в этой: может быть, она окажется интереснее первой. Двое туземцев, подумав, вызвались меня сопровождать. Наутро мы двинулись в путь.

Нельзя не признать, что авторы легенды были одарены наблюдательностью и фантазией, которые помогли им избрать местом действия своей легенды именно гору Лао-хутун. Лишь только мы стали приближаться к хребтам, как попали в такие лесные дебри, что продвигались с величайшим трудом. Никогда я не встречал таких зарослей в Уссурийской тайге. Нам пришлось делать большие обходы, и мы долго плутали, пока наконец попали к горе. Поблизости действительно пробегала речка, но она текла так тихо и бесшумно, что только дополняла своим смирением зловещую тишину, царившую вокруг. Два грандиозных камня, брошенные здесь природой в глубокие времена древности, образовывали своеобразные ворота к пещере.

Мы разыскали вход в пещеру. Он был невелик. Мои спутники не решались войти первыми, и это должен был сделать я. Слегка нагнувшись, я прошел в мрачное подземелье, откуда на меня пахнуло запахом заброшенного хлева. Это была смесь запахов преющего назема и гниющего дерева.

В глубине я заметил луч света и невольно подался ему навстречу. Так я попал во вторую часть пещеры, почти светлую комнату, небольшого размера, имевшую выход наружу в виде трубы, пробитой в горных породах. Это была настолько маленькая пещера, что в ней едва ли мог жить даже один тигр, четверым же здесь поместиться было бы негде.

В комнате стоял неуклюже сделанный ящик, имевший назначение заменить стол, а на нем действительно чернильница с высохшей тушью и засохшая, негодная для письма, а тем более для рисования кисточка. Вот и все убранство священной пещеры. Мы осмотрели все ее стены в поисках другого входа, но ничего не нашли. По сравнению с гигантом лабиринтом Макрушинских пещер Лао-хутун оказалась ничтожным пигмеем, микроскопической выемкой в грандиозных горных складках.

На меня ни самая пещера, ни ее священные атрибуты не произвели особого впечатления, но не так были настроены мои спутники. Один из них взял кисточку и долго мочил ее слюной, в то время как другой разводил тушь в баночке. Откуда-то у них нашелся кусочек белоснежной бересты, они взяли его и долго выводили иероглифы. Один из иероглифов напоминал собою линии рисунка, которыми обладают самцы уссурийских тигров. Впоследствии я узнал, что этот иероглиф по-китайски называется «Ван», что значит «господин, повелитель».

— Что вы написали? — спросил я удэхейцев.

Они прочли мне написанное. Иероглифы гласили:

— Великий повелитель гор и леса! Мы просим твоей защиты!

Кусочек бересты с надписью был оставлен в пещере на столе.

Возвращаясь назад, мы обходили гору Лао-хутун с противоположной стороны. Недалеко от входа в пещеру нам перегородила путь кумирня — одна из тех, которые так часто приходилось встречать мне в тайге. На высоких кольях, вбитых в землю, болтались выцветшие тряпки с остатками каких-то письмен, разобрать которые было уже невозможно. Очевидно, в недалеком прошлом долина, прилегающая к горе Лао-хутун, была облюбована, как и самая гора, местными шаманами и буддистами для совершения молитвенных обрядов.