Собрание сочинений В. К. Арсеньева в одной книге - [450]

Мы сидели на камнях и смотрели в море. Наше внимание было привлечено двумя предметами: это были две черные точки. Одна из них — дальняя, была на воде, другая — ближняя — на берегу; первая казалась неподвижной, вторая передвигалась в нашу сторону. Через несколько минут стало ясно, что это человек, идущий к нам по берегу. Пока мы варили чай, человек этот подошел настолько близко, что в нем без труда можно было узнать китайца, одетого по-дорожному. В руках у него были палка и топор.

Он объяснил, что он единственный из китайцев, который проник в эти места, что в краю он живет давно, уже более 30 лет, что он все время занимается скупкой пушнины у инородцев, что он подолгу живет среди орочей, знаком с их языком, снабжает их продовольствием, которое завозит сюда на лодке, а подсчет с ними производит зимой по окончании соболевания.

Поговорив немного с переводчиком, китаец встал, взял топор и собрался было итти.

— Куда ты? — спросил его мой переводчик.

— Осмотреть ловушки, — отвечал китаец нехотя.

— Разве ты и сам занимаешься звероловством? — спросил я.

— Да, занимаюсь, — сказал он, — у меня есть билет.

Он полез за пазуху и достал оттуда кожаный самодельный бумажник. Открыв его, он вытянул документ, сложенный в несколько раз и завернутый в бумагу, не торопясь, осторожно развернул он его и подал мне. Это было промысловое свидетельство, выданное владивостокской городской управой на право скупки пушнины и пантов в пределах Приморской области.

Странно! Какое отношение имеет городская управа ко всей Приморской области вообще и к бухте Гроссевича в частности!?

— Приехал я сюда, — продолжал рассказывать китаец,-

рано; делать нечего; орочи пошли на охоту, а назад возвратятся они только зимой, к Новому году; вот я и сделал себе ловушки тут недалеко. Чего напрасно терять времени?…

— А много у тебя ловушек? — спросил опять я китайца.

— Нет, немного — ответил он. — Восемьсот будет, а может немного и больше.

Сказав это, китаец поднял свою палку и быстро пошел по направлению к лесу. Видно было, что расспросы эти были ему не по душе. Вслед за китайцем и мы тронулись в дорогу.

Другая черная точка та, что была на воде, все время находилась на одном и том же месте. По мере приближения к ней она увеличилась в размере и становилась яснее. Казалось, что она как будто немного подвигалась вперед, кружилась и вновь возвращалась обратно. Через час можно было уже ясно различить оморочку и в ней одного человека.

Наконец, мы поровнялись с ней. Это был ороч. Он сидел в лодке на дне ее по-турецки и длинной острогой ощупывал дно моря.

— Что ты здесь делаешь? — окликнули мы его.

— Нерпу ищу, — отвечал ороч. — Моя стреляй попади — его утонула…

— Может быть, она только ранена, жива и ушла в море, — сказал кто-то из сидящих в нашей лодке.

— Нет, моя хорошо понимай, его пропади есть, — говоря это, указал на большое кровавое пятно, расстилавшееся по поверхности воды позади его лодки.

Мы предложили ему ехать с нами. Ороч тотчас же согласился. У него было одно весло с двумя лопастями с обеих сторон. Держа его перед собой двумя руками, он работал им то правой, то левой рукой по очереди. С поразительной ловкостью он управлялся с лодкой. Легкая, как перышко, она быстро скользила по воде. Надо было видеть, как искусно он увертывался от волн, взбирался на них, нырял между ними, останавливался, дожидал нас, опять, словно птица, летел вперед. Он ехал, говорил с нами, а сам все время следил за волной, чтобы она не опрокинула бы его и не накрыла случайно. Наконец, мы подошли к реке. Белая пена отмечала линию бара, отмечала то место, где быстро бегущая пресная вода смешивалась с морскими волнами. Ороч не пошел в устье, а направился прямо к берегу. Не доходя нескольких саженей до прибоя, он остановился и стал глядеть назад. Наконец, уловив момент затишья, он быстро двинулся вперед и в мгновение ока лодка его вместе с пеной была выброшена на гальку, и в тот момент, когда отливное течение волны готово было утащить лодку назад в море, он выскочил из оморочки, схватил ее за носовую часть, как перышко, поднял ее на плечо, снес в траву и положил на катки дном кверху. Все это было проделано с удивительной быстротой и ловкостью. Неопытный пловец непременно поломал бы оморочку, разбил бы себе колени о камни и вымок бы до последней нитки. Мы подошли к устью, не без труда преодолели буруны — правда, черпнули воды, но все же вошли в реку.

XXXIV

Ботчи была первая наша база, первый пункт к югу, где сложены были наши запасы продовольствия.

Надо было отпустить капинских орочей и нанять другие лодки, поэтому здесь была назначена дневка.

Реку Ботчи орочи называют «Ыкки». Слово «ботчи» есть искаженное название одного из орочских родов «боса» («с» следует произнести с оттенком «ц»). По их рассказам, при устье «Ыкки» давно жили орочи рода «боса». Один раз они поехали в море на охоту за нерпами. В море их застигла буря и они заблудились. Ехали до ночи и в темноте наткнулись на плавучий лед. Тогда они высадились на него и стали ждать, когда стихнет непогода. Ветром их унесло на остров Сахалин, где они живут и по сие время.