Собрание сочинений в двух томах. Том 1: Стихотворения - [51]

Шрифт
Интервал

Ветку на окно мое кладу,
Рядом сбоку вешаю звезду.
Или, чтоб увидел целый свет,
Создаю ночной автопортрет —
В раме, за стеклом, стою в окне,
Свет фонарный шастает по мне.
Пусть стоит вселенная вверх дном,
Мне не страшно за моим окном!
Я поеду в городок морской,
Я мое окно возьму с собой
И у волн поставлю непременно,
Пусть окно окатывает пена,
Пусть там волны ходят ходуном,
Хорошо мне за моим окном!
Я от океана отделён,
В раме океан, и застеклён!
Каждым утром, сразу после сна,
Я выбрасываюсь из окна
И лечу на камни мостовой,
В мир невыносимо-деловой.
* * *
Анатолию Сапронову
Как только на шахматы брошу я взгляд,
Всегда загораюсь веселым огнём:
Готовые к бою фигуры стоят,
И каждая пешка на поле своём.
Как в жизни — расписано всё по ролям,
У всех свое место, и всем свой черед.
И можно назад отступать королям,
Но пешки идти могут только вперёд.
Мой день, моя ночь еще крепко стоят,
Как белый квадрат и как черный квадрат.
Я тоже на шахматном поле стою,
Я тоже игру защищаю мою.
Еще мое сердце стучит и стучит
На стыке маневров, атак и защит!
Но с поля когда-нибудь снимут меня
Каким-нибудь каверзным ходом коня
За то, что я, силы своей не жалев,
Кидался по следу чужих королев,
За то, что с позиций, разгромленных вдрызг,
Я шел на предсмертный, восторженный риск!
За то, что сыграть не умел я вничью, —
За всё это гибелью я заплачу!
Навстречу мне — вражеских пешек навал,
И вот он, король мой, на смертном одре…
Но если я даже игру проиграл,
Я всё же участвовал в этой игре!
* * *
Хоть возьми и с тоски угробься,
Чтоб конец положить опекам.
Колоссальнейшее неудобство:
Оказался я человеком!
Я от нежных забот правительства
Как суконный пиджак повытерся.
Не живи, а всю жизнь готовься
К торжествам олимпийским неким.
Колоссальнейшее неудобство:
Оказался я человеком!
Оказался таким нелепым:
За мечтой волочусь прицепом.
Пирамидищею Хеопса
Шла волна над моим ковчегом.
Колоссальнейшее неудобство:
Оказался я человеком!
По субботам с женой и сыном
Проплываю по магазинам.
С панталыку я сбился вовсе!
Ни звезды над моим ночлегом.
Колоссальнейшее неудобство:
Оказался я человеком!
А во сне я как в звездопаде:
Звёзды спереди, звёзды сзади!
Неудобство, что человеком,
Человеком я оказался,
Кривосабельным печенегом
В мою полночь кошмар врубался!
Колоссальнейшее неудобство
Человеком быть, а не мопсом!
Как ты к миру не приспособься, —
Быть поэтом — сверхнеудобство!
Говорят, что поэт — поёт,
Да не верю я фразам дутым.
Говорю, что поэт — полёт
С нераскрывшимся парашютом.
* * *
Вечера ненастные.
Ветры неутешные.
Парни коренастые
Бомбами увешаны.
Потрясают автоматом,
Предъявляют ультиматум!
Кто тут против?
Кто тут за?
Дымятся из темных ободьев
У атамана глаза.
И брякает он фразу
Басом допотопным:
— Если против — сразу
Тут же вас и шлёпнем!
Если с нами солидарны,
Выражаем похвалу,
Но ухлопают вас парни,
Что стоят на том углу!
Кто-то голосом корявым
Добавляет в простоте:
— Нейтралистов мы дырявим,
И дырявят парни те!
В доказательство потряс
Он ручной гранатой…
Современники! У нас
Выбор пребогатый!
* * *
Ученый умно втолковывает,
Где точка, а где тире.
А поэт сидит и приковывает
Петуха к заре.
Что точка в земном пути?
Жить от нее не легче.
А у поэта, как ни крути,
Певчий петух. Певчий.
Поэт облюбует площадь,
Солнцем ее полощет.
Тут ведает всем булыжник,
И голубь — его сподвижник.
А ночью, как на параде,
Поэт красоваться рад,
И у поэта во взгляде
Уличный звездопад.
Слышен ветра окрик,
Ветер-хореограф
Пляшущих огней,
Скачущих теней.
Уже серебрятся
Огни на мостах,
Уже декорации
Все на местах,
И в светопаде и в блёстках
Поэт стоит на подмостках.
И, начиная кидаться
В прожекторную струю,
Поэт в своих декорациях
Ставит драму свою.
И встает метеором
В световом ореоле
Та — которая
В главной роли.
В небе первозданном
Техникой наплывной
Лицо ее крупным планом
Ложится на город ночной.
Он глянет наверх —
И гибнет заранее.
Он — человек,
А она — сияние.
Пытается он втереться
В мерцающее соседство.
Но со своею тяжестью
И с кряжистою тенью,
Никак он не развяжется
С законом тяготенья.
Ему — расстояние,
Ему — отречение,
А ей — сияние,
А ей — свечение.
И, обдавая сиянием,
Она проплывает над зданием,
А он соскользнувшим лучом
Закалывается, как мечом,
И на своей арене,
На перекрестке ночном
Истекает стихотвореньем —
Светящимся красным пятном.
* * *
Дом мой любит сотрясаться
Звоном рюмок и посуд.
А пройдет еще лет двадцать —
Дом наверное снесут.
Да и сам я вместе с домом
Стану чем-то невесомым,
Чем-то странным: я не я,
А воспоминания.
Но меня не запихнут
В фотографии квадрат:
В каждой из моих минут
Я остался как заряд.
Где-то спрятан, говорят,
Времени волшебный ящик:
Миги-нанизы-ваю-щий аппа-рат,
Жизне-записы-ваю-щий аппа-рат,
Жизне-вос-про-изво-дящий!
В аккуратной упаковке
Мигов, месяцев, годов —
Там лежат мои ночёвки,
Слышен шум моих садов,
Все расчёты, все просчёты,
Все фортуны повороты,
Жизнь, которая прошла,
Сердца тёмные заботы,
Будней колкие дела.
Только ручку крутани —
Получай их: вот они!
Остановлено мгновенье!
И тебе возвращено
То, что кануло в забвенье,
Унеслось давным-давно…
Только незачем без толку
В вечность пялиться, как в щёлку:
Без конца она и краю,
Что ей день и что ей год!
То, что с мигом я теряю,
То мне вечность не вернёт.
* * *
В осеннем сквере всё чин-чином:
Бродяга на скамейке пьян,

Еще от автора Иван Венедиктович Елагин
Собрание сочинений в двух томах. Том 2: Стихотворения. Портрет мадмуазель Таржи

Иван Елагин (1918-1987), один из самых значительных поэтов русского зарубежья, большую часть своей жизни, прожил в США. Отмеченный еще И.Буниным как смелый и находчивый мастер стиха, высоко ценимый И.Бродским и А.Солженицыным, Елагин, оставаясь до конца своих дней русским поэтом, сумел соединить в своем творчестве две культуры - русскую и американскую. Его поэтический опыт в этом смысле уникален. Во второй том вошли стихотворения из сборника Ивана Елагина `Под созвездием Топора` (1976), `В зале Вселенной`(1982), `Тяжелые звезды` (1986), стихотворения не собранные в книги, и пьеса `Портрет мадмуазель Таржи` (1949).