Собрание сочинений в десяти томах. Том первый. Стихотворения - [45]

        В листьях, ветер, шуми — в пору шаги заглушить!

Вы же растите, цветите, любезные песни! Качайтесь

        В тихом трепете лоз, в ласковой неге ночной —

И болтливым, как тот камыш, откройте квиритам

        Тайну прекрасную вы взысканной счастьем четы.

ЭПИГРАММЫ. ВЕНЕЦИЯ 1790

Так поэты, — сам взгляни! —

Тратят деньги, тратят дни.

1

Жизнь украшает твои гробницы и урны, язычник:

        Фавны танцуют вокруг, следом менад хоровод

Пестрой течет чередой; сатир трубит что есть мочи

        В хриплый пронзительный рог, толстые щеки надув.

Бубны, кимвалы гремят: мы и видим мрамор и слышим.

        Резвые птицы, и вам лаком налившийся плод!

Гомон вас не спугнет; не спугнуть ему также Амура:

        Факелом тешится всласть в пестрой одежде божок.

Верх над смертью берет избыток жизни — и мнится:

        К ней причастен и прах, спящий в могильной тиши.

Пусть же друзья обовьют этим свитком гробницу поэта:

        Жизнью и эти стихи щедро украсил поэт.

2

Только лишь я увидал, как ярко солнце в лазури,

        Как венком из плюща каждый украшен утес,

Как виноградарь усердный подвязывал к тополю лозы,

        Только лишь ветром меня встретил Вергилия край,—

Тотчас же к другу опять примкнули музы, и с ними

        Прерванный наш разговор я как попутчик повел.

3

Все еще милую я сжимаю в жадных объятьях,

        Все еще к мягкой груди грудь моя льнет потесней,

Все еще, голову к ней положив на колени, гляжу я

        Снизу любимой в глаза, милые губы ищу.

«Неженка! — слышу упрек я. — Так вот как дни ты проводишь!»

        Плохо я их провожу! Слушай, что сталось со мной!

Я отвернулся, увы, от радости всей моей жизни,

        Нынче двадцатый уж день в тряской карете тащусь.

Мне веттурино перечит, и сборщик пошлины льстит мне,

        В каждом трактире слуга лжет и надуть норовит.

Чуть лишь от них захочу я избавиться — схватит почтмейстер:

        Каждый почтарь — господин, каждый таможенник — царь.

«Да, но казалося мне — ты блаженствуешь, словно Ринальдо!

        Я не пойму! Ты ведь сам противоречишь себе».

Мне-то все ясно зато: в дороге — одно только тело,

        Дух мой покоится там, возле любимой моей.

4

Край, что сейчас я покинул, — Италия: пыль еще вьется,

        Путник, куда ни ступи, будет обсчитан везде.

Будешь напрасно искать ты хоть где-то немецкую честность:

        Жизнь хоть ключом и кипит, нету порядка ни в чем.

Каждый здесь сам за себя, все не верят другим, все спесивы,

        Да и правитель любой думает лишь о себе.

Чудо-страна! Но увы! Фаустины уж здесь не нашел я…

        С болью покинул я край — но не Италию, нет!

5

Раз по Большому каналу я плыл, растянувшись в гондоле;

        Много груженых судов там на причале стоит,

Есть там любые товары, здесь все, что захочешь, найдется:

        Овощи, вина, зерно, веток вязанки сухих.

Меж кораблей неслись мы стрелой. Вдруг веточка лавра

        В щеку мне больно впилась. «Дафна, за что? — я вскричал.—

Ждал я награды иной!» Но шепнула мне нимфа с улыбкой:

        «Лёгки поэтов грехи — легки и кары. Греши!»

6

Встречу ль паломника я — и нет сил от слез удержаться:

        Сколько блаженства порой нам заблужденье дает!

7

Милая, жизни дороже, была со мною когда-то.

        Больше со мной ее нет. Молча утрату сноси!

8

Эту гондолу сравню с колыбелью, качаемой мерно,

        Делает низкий навес лодку похожей на гроб.

Истинно так! По Большому каналу от люльки до гроба

        Мы без забот через жизнь, мерно качаясь, скользим.

9

Дож и нунций у нас на глазах выступают так важно,—

        Бога хоронят они; дож налагает печать.

Что себе думает дож, не знаю, но знаю, что нунций,

        Пышный справляя обряд, втайне смеется над ним.

10

Что суетится народ, что кричит? — Прокормиться он хочет,

        Вырастить хочет детей, как-нибудь их прокормить.

Путник, ты это приметь и дома тем же займися:

        Как ни крутись, а никто дальше того не пошел.

11

Ох, как трезвонят попы! И на звон их усердный приходят

        Все, лишь бы в церкви опять нынче болтать, как вчера.

Нет, не браните попов: они знают, что надобно людям.

        Счастлив, кто сможет болтать завтра, как нынче болтал.

12

Льнет к пустодуму толпа, как песок у моря, бессчетна.

        Перл предпочту я песку: друг мой пусть будет умен.

13

Сладко под мягкой стопой весенний почувствовать клевер

        Или нежной рукой гладить ягненка волну.

Сладко — в новом цвету увидать ожившие ветви,

        После — зеленой листвой тешить тоскующий взгляд,

Слаще — цветами грудь украшать пастушке, ласкаясь,—

        Но не приносит мне май радости этой тройной.

14

Я уподоблю страну наковальне; молот — правитель,

        Жесть между ними — народ, молот сгибает ее.

Бедная жесть! Ведь ее без конца поражают удары

        Так и сяк, но котел, кажется, все не готов.

15

Тронул толпу пустодум, и приверженцев много собрал он;

        Умный отыщет, увы, любящих мало друзей.

Лик чудотворных икон нередко написан прескверно:

        Там, где искусство и ум, — чернь и слепа и глуха.

16

Стал повелителем тот, кто о собственной выгоде помнил,—

        Мы предпочли бы того, кто бы и нас не забыл.

17

Учит молиться беда, говорят. Захочешь учиться —

        Съезди в Италию: там всякий приезжий в беде!