Собрание сочинений в четырех томах. Том 3. Песни. Стихотворения - [6]

Глыбу весом в тонны полторы.

Как увидел яму-то —

Так и ахнул прямо там, —

Втихаря хотел – да не с руки:

Вот уж вспомнил маму-то!..

Кликнул всех – вот сраму-то! —

Сразу замелькали кулаки.

Как вступили в спор чины —

Все дела испорчены:

«Ты, юнец, – Фернандо де Кортец!»

Через час все скорчены,

Челюсти попорчены,

Бюсты переломаны вконец.

1968

* * *

У Доски, где почетные граждане,

Я стоял больше часа однажды и

Вещи слышал там – очень важные.

«… В самом ихнем тылу,

Под какой-то дырой,

Мы лежали в пылу

Да над самой горой, —

На природе, как в песне – на лоне,

И они у нас как на ладони, —

Я и друг – тот, с которым зимой

Из Сибири сошлись под Москвой.

Раньше оба мы были охотники —

А теперь на нас ватные потники

Да протертые подлокотники!

Я в Сибири всего

Только соболя бил, —

Ну а друг – он того —

На медведя ходил.

Он колпашевский – тоже берлога! —

Ну а я из Выезжего Лога.

И еще (если друг не хитрит):

Белку – в глаз, да в любой, говорит…

Разговор у нас с немцем двухствольчатый:

Кто шевелится – тот и кончатый, —

Будь он лапчатый, перепончатый!

Только спорить любил

Мой сибирский дружок —

Он во всем находил

Свой, невидимый прок, —

Оторвался на миг от прицела

И сказал: «Это мертвое тело —

Бьюсь на пачку махорки с тобой!»

Я взглянул – говорю: «Нет – живой!

Ты его лучше пулей попотчевай.

Я опричь того ставлю хошь чего —

Он усидчивый да улёжчивый!»

Друг от счастья завыл —

Он уверен в себе:

На медведя ходил

Где-то в ихней тайге, —

Он аж вскрикнул (негромко, конечно,

Потому что – светло, не кромешно),

Поглядел еще раз на овраг —

И сказал, что я лапоть и враг.

И еще заявил, что икра у них!

И вообще, мол, любого добра у них!..

И – позарился на мой браунинг.

Я тот браунинг взял

После ходки одной:

Фрица, значит, подмял,

А потом – за спиной…

И за этот мой подвиг геройский

Подарил сам майор Коханойский

Этот браунинг – тот, что со мной,

Он уж очень мне был дорогой!

Но он только на это позарился.

Я и парился, и мытарился…

Если б знал он, как я отоварился!

Я сначала: «Не дам,

Не поддамся тебе!»

А потом: «По рукам!» —

И аж плюнул в злобе.

Ведь не вещи ‹же› – ценные в споре!

Мы сошлись на таком договоре:

Значит, я прикрываю, а тот —

Во весь рост на секунду встает…

Мы еще пять минут погутарили —

По рукам, как положено, вдарили, —

Вроде нá поле – на базаре ли!

Шепчет он: «Коль меня

И в натуре убьют —

Значит, здесь схоронят,

И – чего еще тут…»

Поглядел еще раз вдоль дороги —

И шагнул, как медведь из берлоги, —

И хотя уже стало светло —

Видел я, как сверкнуло стекло.

Я нажал – выстрел был первосортненький,

Хотя «соболь» попался мне вёртненький.

А у ног моих – уже мёртвенький…

Что теперь и наган мне —

Не им воевать.

Но свалился к ногам мне —

Забыл, как и звать, —

На природе, как в песне – на лоне.

И они у нас как на ладони.

… Я потом разговор вспоминал:

Может, правда – он белок стрелял?…

Вот всю жизнь и кручусь я как верченый.

На Доске меня это‹й› зачерчивай!

… Эх, зачем он был недоверчивый!»

‹1968›

* * *

Угадаешь ли сегодня, елки-палки,

Что засядет нам назавтра в черепа?!

Я, к примеру, собираю зажигалки,

Ну а Севка – начал мучать черепах.

Друг мой Колька увлекается Ириной,

Друг мой Юрка бредит верховой ездой,

Друг мой Витька дни проводит под машиной,

Друг мой Левка летом ходит с бородой.

Если я задурю, захандрю —

Зажигалки я вмиг раздарю,

Или выбросить просто могу,

Или одновременно зажгу.

‹1968›

* * *

Как тесто на дрожжах, растут рекорды,

И в перспективе близкой, может быть,

Боксеры разобьют друг другу морды,

И скоро будет не по чему бить.

Прыгун в длину упрыгнет за границу,

А тот, кто будет прыгать в высоту, —

Взлетит – и никогда не приземлится,

Попав в «ТУ-104» на лету.

Возможности спортсмена безграничны,

И футболисты – даже на жаре —

Так станут гармоничны и тактичны,

Что все голы забьют в одной игре.

Сейчас за положенье вне игры – жмут,

А будет: тот, кто вне, тот – молодец,

Штангисты вырвут, вытолкнут и выжмут

Всю сталь, ‹чугун›, железо и ‹свинец›.

Сольются вместе финиши и старты,

Болельщикам задышится легко,

Любители азарта сядут в карты,

Стремясь набрать заветное «очко».

И враз и навсегда поставят маты

Друг другу все гроссмейстеры в момент,

А судьи подадутся в адвокаты, —

Любой экс-чемпион для них клиент.

‹1968›

* * *

Парад-алле! Не видно кресел, мест!

Оркестр шпарил марш – и вдруг,

весь в черном,

Эффектно появился шпрехшталмейстр

И крикнул о сегодняшнем коверном.

Вот на манеже мощный черный слон, —

Он показал им свой нерусский норов.

Я раньше был уверен, будто он —

Главою у зверей и у жонглеров…

Я был не прав: с ним шел холуй с кнутом —

Кормил его, ласкал, лез целоваться

И на ухо шептал ему… О чем?!

В слоне я сразу начал сомневаться.

Потом слон сделал что-то вроде па —

С презреньем, и увéден был куда-то.

И всякая полезла шантрапа —

В лице людей, певиц и акробатов…

Вот выскочили трое молодцов —

Одновременно всех подвергли мукам, —

Но вышел мужичок, из наглецов,

И их убрал со сцены ловким трюком.

Потом, когда там кто-то выжимал

Людей ногами, грудью и руками, —

Тот мужичок весь цирк увеселял

Какой-то непонятностью с шарами.

Он все за что-то брался, что-то клал,

Хватал за все, – я понял: вот работа!

Весь трюк был в том, что он не то хватал —

Наверное, высмеивал кого-то!

Убрав его – он был навеселе, —

Арену занял сонм эквилибристов…