Собрание сочинений в четырех томах. Том 2 - [144]

Бомбы. Впервые, под названием «Дома», — журн. «Русская мысль», 1906, № 9.

Похоронный марш. Впервые — сб. «Знание», кн. 9, СПб. 1906.

На Пресне. Впервые — сб. «Знание», кн. 10. СПб. 1906.

Серафимович работал над очерком в своей квартире на шестом этаже доходного дома. Очерк создавался под аккомпанемент артиллерийской канонады: дубасовцы били из орудий по рабочим баррикадам. Ночью пуля, продырявив два оконных стекла, ударила в стену, а в квартиру этажом ниже попала граната. Серафимович, схватив сонных сыновей, спустился по лестнице, где то и дело «чокали» пули и «сыпалась штукатурка», и укрыл мальчишек в подвале в котельной. Под утро, когда писатель вернулся домой, он увидел, что толстая кирпичная стена о его комнате пробита артиллерийским снарядом.

Снег и кровь. Впервые, под названием «Десять лет назад», — в петербургской газете «Биржевые ведомости», 1916 (дата неизвестна).

Мать. Впервые — журн. «Русская мысль», 1906, № 6, июнь. Максим Горький не понял авторского замысла и, считая, что тема рассказа — совместный уход сына и матери в революцию, строго покритиковал Серафимовича в письме к нему, упрекая за недостаточную образность и за усложненность сюжета. Видимо, в связи с этим в последнем прижизненном издании Серафимович обстоятельно разъясняет замысел, воплощенный в рассказе «Мать».

Наряду с работницами, безоговорочно принявшими революцию и участвовавшими в Декабрьском восстании, Серафимович знал и женщин из интеллигентного круга, которых революция напугала и озлобила. «Это были женщины-гусыни, женщины-мещанки, ушедшие целиком и бея остатка в свою гнездышевскую семейную скорлупу. Дальше семьи они ничего не видели... И как только революция потребовала от них жертв — жертв кровью, — они сразу становились резко враждебны ей и проклинали ее. Наиболее полно отражали психологию таких женщин меньшевички. Черты враждебности революции и измены ей они воплотили в себе наиболее выпукло и ярко. Почему? Меньшевики всегда отличались маловерием.

...Я вывел в рассказе «Мать» одну такую меньшевичку. Она кичится своим прошлым, прошлыми заслугами, а теперь, в дни восстания, воет на восставших, воет на революцию, во имя которой льется кровь за окном. Когда сын ее ушел к восставшим, она завопила: «Убийцы!» (А. С. Серафимович. Собр. соч.. т. III, М., ГИХЛ, 1947. стр. 376-377).

Мертвые на улицах. Впервые, под названием «Два старика», — журн. «Вестник жизни». 1907, № 3. Многое из описанного в очерке А. С. Серафимович видел «на улицах Москвы» и «наблюдал» из своей квартиры в Волховом переулке. После Октябрьской революции читатели-рабочие на встречах с писателем говорили ему: «Ваши рассказы об участниках первой революции толкнули нас на революционную деятельность. Почитаешь, как люди кровь проливали, как боролись, — и самого за сердце хватает: неужто оставаться в стороне и вечно терпеть на своей шее этих палачей?.. Бросались тоже вперед, в огонь... Только у нас в 1917 году вышло легче, шли по проторенной дорожке, и с полной удачей» (А. С. Серафимович. Собр. соч., т. III, М., ГИХЛ, 1947, стр. 386).

Как вешали. Впервые, под названием «Как было», — сб. «Знание», кн. 21, 1908. Рассказ вызвал негодующие вопли меньшевистской критики. Сам писатель по поводу этих отзывов позже говорил: «Я уже тогда отдавал себе ясный отчет, что тут я имею дело с определенной «классовой линией» буржуазно-меньшевистского лагеря, и не огорчался...» (А. С. Серафимович. Собр. соч., т. IV, М.. ГИХЛ. 1947, стр. 490).

У обрыва. Впервые — литературно-художественный альманах, изд. «Шиповник», кн. 1. СПб, 1907. Вскоре вышел в общедоступной библиотеке «Свобода и культура» под названием «Светает».

Незадолго до своего 75-летия в начале января 1938 года А. С. Серафимович сделал такую запись в блокноте:

«Лет десять назад на одном собрании ко мне подошел рабочий, сказал:

— Серафимович?

— Да.

Он схватил меня за руку, крепко сжал:

— Вот хорошо! Хорошо, что повстречался. Я был еще мальчишка, ну лет семнадцати. Замучился, скитаешься с фабрики на фабрику... безработица, голодный, да попались ваши книжки, дешевые издания. Стал читать, хоть и плохо читал. Да как глаза раскрылись: что же это, думаю, за жизнь, за муки! Надо из нее вылазить. От товарищей слыхал, есть такие люди, путь-дорогу указывают от этой смертной жизни. Ну, нашел. Ну, с тех пор — революционер. Спасибо, большое спасибо. И вашим товарищам спасибо, которые писали. — И опять крепко пожал руку своей мозолистой рукой.

Это врезалось мне на всю жизнь, и тепло вспоминаешь об этом» (А. С. Серафимович. «Сборник неопубликованных произведений и материалов». М., ГИХЛ, 1958, стр. 452 — 453).

Зарева. Впервые — журн. «Трудовой путь», 1907. № 7. Серафимович позже писал, что «...в революцию 1905 года я не придавал крестьянскому движению того значения, которого оно заслуживало. Я смотрел на него, как на движение чисто стихийное, анархически-бунтарское... Я... удовольствовался «общими местами». Впрочем, время тогда было каторжное: над писателем неотступно висел дамоклов меч цензуры» (А. С. Серафимович. Собр. соч., т. III. М., ГИХЛ, 1947, стр. 387-389).