Собрание сочинений в 9 т. Т. 8. Чаша Афродиты - [74]

— А как хоть вы живете, Николай Семенович?

— Как? Хм. Все глуше, все тише мое бытие… Стихи бы с этого начать… Был бы поэтом. Писал. Бод-лер! Знаешь, недавно купил этого Бодлера. Чушь! Великая! Или вот — Хлебников. Ве-ли-мир! Покупаю: «Творения»! Листаю: Дичь! Дурь! Немощь! Амбистика и Глупистика! Хлебникова этого один сноб, знакомый, порекомендовал. Потом я его, сноба этого, спрашиваю: «Ты что за чушь мне нахвалил?» — «Какую?» — «Да Хлебникова этого!» — «А я, — говорит, — его не читал!» Ххо-хо! Вот так… Благословляю, Саша. Иди путем Ильича. Не угрызайся. Великие писали и пишут! И скольким он дает хлеб! Ты знаешь — я болтлив. Я все больше становлюсь похожим на старика Дега. Дега этот был жутко одинок. Жил десятилетия в одной квартире. Правда, была у него экономка с каким-то зоологическим именем: Зоэ? Мезозойская эра! Так вот. Потом дом, где он жил, не то снесли, не то стали перестраивать. И он вынужден был уехать. Но на другой квартире не мог прижиться и все бродил по Парижу, приезжал на то место, где жил, и смотрел сквозь забор. Я всегда помню об этом. А наш дом тоже собираются перетрясать. Не знаю, как это я вынесу. Жить в другом месте? А еще Дега ездил на тогдашних подобиях трамваев, на самых тесных площадках из конца в конец. Что это? Да. Все мы — Дега. И жизнь наша такая. Ну, ладно. Прощай. «Будем идти, пока не свалимся! Но идем, идем!» Бунин это. Прощай.

Он предложил мне помочь тащить бревно, но этого я сам бы никогда не позволил: что вы? Донесу. Не тяжело. А сам видел, ему бы и не помочь мне. Выглядел он плохо.

Я потащил брус в мастерскую. А Владимир Ильич Ленин вскоре начал исправно снабжать меня деньгами. В художественных мастерских я получал заказ на месяц, делал его за три-четыре дня. В остальные был свободен, и теперь у меня пока было на что купить хлеб. Я снова начал писать сюжет большой картины.

Глава V. ПОХИЩЕНИЕ ЕВРОПЫ

Непонятным образом мифология и Библия одинаково влекли меня. И если я написал «Еву», почему не попробовать картину на уже известный сюжет — ну, допустим: «Похищение Европы»? Я уже говорил, что написал бы, наверное, и картину «Пасифая». Женщина, отдающаяся быку. Кажется, такой не было ни в одном музее-галерее. Видения древних чудовищных храмов, где женщины, обнажая свою исконную животную суть, отдавались быкам, львам, жеребцам, ослам и чуть ли не слонам, посещали меня иногда, когда я был абсолютно свободен и поиски денег не уводили меня от главной моей стези. Чудовищные грезы моих несбыточных картин мучили меня настолько, что, не в силах им противиться, я хватался за карандаш, и жизнь дикая, подчиненная одним лишь законам мира, а не пошлому обустроенному разуму со всеми его табу, двигала его. О, это были страшные фантасмагории, и в конце концов я захлопывал папку, боясь словно, что они овладеют мной настолько, что я не выдержу их тяжести и соблазнов.

Но почему мне не написать «Похищение Европы»? Их писали, вероятно, сколько угодно. Хоть тот же Серов. Великий? Может быть. Но «Европа» ему явно не удалась. Бык еще так-сяк. И то надо было искать. А сидящая на нем тощенькая еврейка Ида Рубинштейн? Разве находка? Здесь все не так, набросочно и театрально. Серов был явно болен или торопился. Он не нашел. Не сдвинулся дальше первого решения. Но Бог с ним. Он сделал, что мог. Я даже не буду на него равняться, создам несравнимое «Похищение Европы».

Я пустился в поиски картины в рисунках, набросках, красочных «нашлепках», как учил Павел Петрович. Что-то вроде получалось: и море, и бык, и женщина. Однако, едва приступил к первому варианту-этюду, я понял дикую тяжесть задачи. Картина на мифическую тему? Какая тут разверзалась бездна! Во-первых, море. Ведь это не просто море, которого я, кстати, никогда не видал. И это, Бог с ним, это не обязательно. Айвазовский тоже писал море в мастерской… Но море моей будущей картины ничем не должно было напоминать море, допустим, старых голландцев или буйных, помешанных на цвете импрессио. Это должно быть, и прежде всего, то древнее, Нептуново, Посейдоново, Нереево, Протеево, Эгеево море, полное чудес и тайн, и колыбель ВСЕГО, качающая мир колыбель! Как найти его особый цвет? Чтобы было широким, бездонным и как бы клонящим в сон и синеву. В вечность! Как написать такое море, с лазурью, и зеленью, и сединами первобытной дали?

Ну, допустим, я справился с морем. А дальше, в степени последовательности идет БЫК. Бык? Морда коровы здесь, конечно, никак не годится. Нужен бык. И для этого я, не раздумывая, еду в пригородный совхоз. Еще стоит чахлое бабье лето, и пасут на выгонах черно-белый, какой-то безрадостно одинаковый скот. За стадом я долго наблюдал, пока ко мне не подошли пастух с подпаском. Два придурка, старый и малый. Поинтересоваться. Но скоро отошли, отстали. Рисует коров! Гы-ы-ы! Там, в стаде, был и бык… Большой. Черный. Злобный. Грозно взревывающий на своих покорных, женственных, терпеливых бесчисленных жен. Время от времени он громоздился на одну из них, униженно стоящую или тихо бредущую, так что ему приходилось тоже идти — переступать на своих дьяволовых копытах. Бык довольно скоро прекращал свое занятие. Был явно пресыщен. Но это был обыкновенный бык, пусть красивый, гороподобный и грозный, но просто бык, корова мужского рода. А мне нужен был воплощенный в быка Юпитер. К тому же, по преданиям, белый, священный, а если уж черный, то Апис с волшебной звездой во лбу. И еще? Какие у него должны быть рога? Лироносные, как изобразил Серов и как встречаются у древних изваяний? Или? С наплывами, как у кафрских буйволов? Или раскинутые, как серпы? Рога — это еще поддела, их можно «поискать», найти в рисунке, а вот морда, она ведь еще должна быть и лицом, ликом грозным, могучим, античным, повелительным, Зевсовым, каким-то еще Геракло-Гераклитовым? Титаническим. В нем должна быть несметная сила, жгучая любовь, власть и предвкушаемое наслаждение. Как решить и найти такое?