Собрание сочинений в 9 т. Т. 8. Чаша Афродиты - [122]

Между тем случилось именно то, что должно было случиться. Очевидная и, как мне кажется, ключевая причина столь холодного приема «Чаши Афродиты» при первом ее появлении заключалась не в органических свойствах (недостатках или особенностях) текста, а в болезненном тогдашнем духовном состоянии общества. Роман был опубликован в июльском номере журнала «Урал» 1995 года (который, однако, вышел где-то осенью: в октябре, а то и в ноябре), и даже нарочно нельзя было выбрать время, более неподходящее для его появления в свет. Это был тот драматический период новейшей российской истории, когда эйфория либерализации уже полностью иссякла, ограбленный с помощью ваучерной аферы, а вслед за тем и финансовых пирамид бывший советский народ почувствовал себя загнанным в угол, и для подавляющего большинства населения страны, особенно для интеллигенции, кое-как перебивавшейся с хлеба на квас на нищенские, притом нерегулярно выплачиваемые бюджетные копейки, проблема выживания оттеснила на задний план все иные житейские заботы, так что впервые невесть с какой давней поры (включая и годы Великой Отечественной войны) литература стала вдруг никому не интересна и не нужна. Горячечный взлет тиражей на рубеже 80-х и 90-х годов, спровоцированный разрушением цензурных барьеров, предшествовал, как оказалось, агонии и обернулся вскоре почти тотальной катастрофой «толстых» журналов и издательств.

Умеренный спрос сохранялся разве что на диванно-трамвайное чтиво: российский обыватель, измотанный погоней за миражами благополучия, нуждался в релаксации (словечко только входило в обиход, раньше говорили просто о досуге) и по неизжитой еще советской привычке в свободную минуту тянулся к книге, но такой, чтоб не усугублять груз проблем, давящий на ум и сердце. Издатели цеплялись за эту потребность, как за соломинку, — тем и ничем иным объясняется и анонс «Чаши Афродиты» на журнальной обложке: «Эротико-реалистический роман». Я в качестве главного редактора подписывал тот номер к печати, но сейчас уже не помню, кому из нас пришел в голову столь неуклюжий рекламный ход; во всяком случае, сам Николай Григорьевич тому не противился — против его воли точно не сделали бы. Увы, такая — в духе времени — «реклама» не поспособствовала успеху публикации, а скорее даже сбила читателей с толку: давние поклонники Никонова сочли, что ради профессионального выживания в рыночных условиях он сдал нравственные позиции, а любители «клубнички» были откровенно разочарованы: очень уж тяжкий осадок в душе оставляли мастерски написанные откровенные сцены романа, читателям-эротоманам это было совсем «не в кайф».

Первое книжное издание «Чаши Афродиты» появилось лишь пять лет спустя после журнальной публикации (интервал слишком большой даже и для советских времен), да и то не на волне возродившегося вдруг читательского интереса, а в преддверии семидесятилетия писателя — «по заказу Министерства культуры Свердловской области», как сообщено в выходных данных. Впрочем, это даже не было отдельное издание: «Чашу…» поместили в одном большом томе с «апробированной» «Весталкой». Тем не менее юбилейная ситуация могла бы, по идее, как это обычно бывает, подогреть интерес читателей и критики к этой в принципе не освоенной вещи. Увы, содержательного разговора о романе не получилось и на этот раз, однако теперь по иной причине: в то время у всех на устах была уже другая, совсем недавняя по времени (и опять-таки журнальная) публикация Никонова — роман «Стальные солдаты», третья часть задуманной тетралогии. На фоне новой вещи, воспринятой многими вовсе уж как вызов общественному мнению и даже самому здравому смыслу (насколько это было справедливо — другой разговор), — а еще примите во внимание пять лет привыкания читателей к необратимо изменившейся морально-нравственной атмосфере в обществе, — так что торопливо прочитанная некогда «Чаша Афродиты» вспоминалась уже едва ли не как эталон благопристойности — что ж теперь было к ней возвращаться?

Но снова прошли годы… Не стало Никонова, и в силу этой неустранимой причины более ранние его публикации встали в один общий ряд с более поздними, а новых вещей Николай Григорьевич, увы, больше уже не напишет… И стало быть, преходящие обстоятельства социально-нравственной и литературной конъюнктуры больше не могут влиять на восприятие никоновских произведений. Перечитайте же теперь «Чашу Афродиты» — только внимательно и непредвзято перечитайте! — и вы убедитесь, что это на самом деле одно из вершинных произведений большого писателя. Здесь подобно тому, как отдельные нити сплетаются в прочный жгут, соединились в едином остродраматическом сюжете мотивы многих прежних произведений Никонова. Здесь достигло высшей отметки его изобразительное мастерство; здесь обрел неведомый прежде масштаб и исчерпывающую полноту «никоновский мир» — художественное пространство, заполненное характерами, коллизиями, житейскими реалиями, которые всегда особенно остро волновали писателя, ибо именно в них виделись ему проявления скрытых механизмов мироздания. И здесь же получили свое логическое завершение социально-философские искания, побуждавшие писателя на протяжении десятилетий переступать разного рода табу и разрушать стереотипы. Грести против течения — это, если хотите, долг, миссия, но и крест истинного художника, самой профессией своею обреченного не только на признание, но и на хулу.