Собрание сочинений в 9 т. Т. 7. Весталка - [18]
И все сверлило, жгло: «Да что же это такое?! Откуда у этой проклятой Германии столько силы? Неужели не остановят?» Не верилось. Нет-нет. Не может быть! Ведь все мы привыкли знать: Красная Армия всех сильней! Так пели в песнях. Тому были свидетельства: Хасан, Халхин-Гол, линия Маннергейма. Как же так? Особенно тяжело, внезапно обрушилось, когда в сентябре еще сдали Киев. Это было как выстрел в упор: Киев? Как же — Киев? Казалось — немцы были от него далыце, чем от Москвы. И вот «с боями оставили…». Не укладывалось в голове. Казалось, что-то там напутали, объявили по ошибке… Мать теперь все больше молчала. Она не плакала и не причитала — молчала, и это было еще хуже, страшнее. Какое-то безысходно мерзлое, неживое выражение ее лица пугало меня. Она ходила, как ходят тени, похудела вполовину, и я ничем не могла ей помочь. Она не понимала, казалось, никаких, ни разумных, ни неразумных, доводов.
Хлеб на рынке стоил триста рублей буханка. Триста рублей за серочерную булку свежего, нестерпимо вкусного хлеба! На всю материну зарплату можно было купить теперь две с половиной булки. Вспоминалось недавнее, — тот же хлебный магазин, те же полки, продавщицы, весы с утиными носиками, хлеб, которого было вдосталь, завались, про который ворчали, если брали не теплый, не горячий… Теперь за него отдавали все: вещи, часы, деньги, снимали с себя последнее. Рынок черной шевелящейся тучей затопил окрестные улицы, вышел из берегов. И все продавали, продавали, продавали. Продавцов в этом торжище было в сто раз больше покупателей. Хорошо брали только новое, ценное, платили хлебом, карточными талонами. Беда выплеснула на поверхность донную людскую жижу. Бойкие люди жадно скупали золото, кольца, меха, ковры, столовое серебро. Вонючий закуток возле уборных назывался теперь «карточное бюро» — тут покупали, продавали, меняли карточки — у кого-то были они в избытке. Все это вспоминалось и осталось как глухой, бесконечно пасмурный, темный день. Тогда долго не приходила зима. Кисла нерассветная, слякотная осень. Лишь в ноябре вдруг ударил мороз, повалил снег, зима встала сразу на все свои пушистые лапы. С севера дышало морозными льдами. Дя-Вася кричал во дворе, что немцы теперь вымерзнут, как тараканы! Кто-то и впрямь радовался, будто холод мог остановить наступление врага. А в госпиталь прибыла партия обмороженных.
Осадное положение в Москве. Бои на окраинах, на подступах… Чудилось-мнилось — город отбивается, как при Батые, со стен льют кипяток, сбивают лезущих врагов баграми… Хотя все было не так, и конечно, не так, — было жесточе, страшнее..
Седьмого ноября неожиданно для всех — парад. Выступление Сталина слушала, впитывая каждое слово. В репродукторе хрипело, щелкало. Сталин говорил с обычной уверенной простотой, мешал лишь его сильный грузинский акцент, казавшийся особенно странным, когда Сталин произносил так, как и пишутся, «жизнь», «фашисты». Какие-то слова его я запомнила навсегда:
«У нас есть теперь союзники… Мы имеем теперь… сочувствие… и поддержку… всех народов Европы… попавших под иго… гитлеровской тирании..»
«Развэ можно сомневаться в том… что мы можем… и должны… победить… немецких захватчиков..»
«Враг нэ так силен… как изображают… его… некоторые пэрепуганные интэллигентики…»
«Пусть вдохновляет вас в этой… войне мужественный образ наших вэликих предков — Александра Нэвского… Дмитрия Донского… Кузьмы Минина… Дмитрия Пожарского… Александра Суворова… Михаила Кутузова!» — с характерными расстановками перечислял Сталин.
«Эще несколько месяцев, эще полгода, может быть — годик… И гитлеровская Гэрмания… должна лопнуть под тяжестью своих пэреступлений..» — он так и сказал: «пэреступлений».
Я помнила эти слова, помню и сейчас. «Еще несколько месяцев, еще полгода…» — их повторяли все, везде, всюду. Их спешно написали на красном полотнище в вестибюле нашего госпиталя. И хотя победы еще не было, хотя ТАМ шли бои, жуткую беспощадность которых я видела и понимала, когда каждый день бинтовала раны, кормила этих людей, видела, как некоторых из них навсегда увозят ранним утром за город на воинское кладбище, я верила Сталину, как верили все, и ждала победу.
Эту победу, первую и такую важную, мы услышали поздним декабрьским вечером. В этот день мать ходила после работы на базар «продавать» и, вернувшись оттуда, принесла лишь большую черную редьку.
Редьку мы искрошили в глубокую сковороду, в которой раньше, до войны, мать всегда делала мясо с картошкой, залили водой, посолили, добавили несколько капель оливкового масла и, когда редька сварилась, упрела до состояния, что можно было есть без хруста, похлебали этого варева. Больше есть нечего, хлеб выбрали по карточкам вперед за несколько дней.
Поели, ощущая тяжелую дурноту от этой пищи, и обе сидели за столом, в темноте, — не хотелось вставать, зажигать коптилку. В комнате было тепло, парно, пахло этой вонючей пареной редькой. Радио передавало музыку. Вдруг музыка прервалась, голос диктора, непривычно торжественный, произнес: «Сейчас будет передано важное сообщение. Сейчас будет передано важное сообщение..
ОТ СОВЕТСКОГО ИНФОРМБЮРО. 6 декабря войска нашего Западного фронта, измотав противника в предшествующих боях, перешли в контрнаступление… В результате наступления немецко-фашистские войска разбиты и поспешно отходят, бросая технику, вооружение и неся огромные потери..» После перечисления побед и трофеев диктор сказал, что наступление продолжается.
В творчестве писателя Н. Никонова — автора таких хорошо известных читателям книг, как «Листья», «Лесные дни», «Черный дрозд»,«Голубая озимь», «Вкус жизни», и других — книга «Певчие птицы» занимает несколько особое место.Рассказывая о певчих птицах наших лесов, лугов, полей, городских окраин, писатель делится своими наблюдениями птицелова-любителя, дает советы, как правильно содержать птиц, учит бережному отношению к миру пернатых, ко всем удивительным богатствам родной природы.Выпущенная нашим издательством в 1968 году книга «Певчие птицы» была с большим интересом встречена ценителями птичьего пения, птицеловами, любителями природы.По многочисленным пожеланиям читателей мы переиздаем эту книгу — плод многолетних наблюдений автора за жизнью и повадками птиц.Наряду с очерками о певчих птицах, в книгу включено несколько рассказов Н.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Он принял разоренную Россию с сохой, а оставил ее великой державой, оснащенной атомной бомбой», — это сказал о Сталине отнюдь не его друг — Уинстон Черчилль. Мерить фигуру Сталина обычным аршином нельзя. Время Лениных — Сталиных прошло. Но надо помнить о нем любителям революций. Один из моих оппонентов-недоброжелателей заметил мне как-то: «Да что ты знаешь о Сталине!» Могу ответить не только ему: знаю больше, чем Алексей Толстой, когда взялся писать роман о Петре. Автор книги Сталина видел воочию, слышал его выступления, смотрел кинохроники, бывал в тех местах, где он жил (кроме Тегерана), и, наконец, еще октябренком собирал «досье» на Сталина, складывая в папки вырезки из газет, журналов и переписывая, что было возможно.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Чаша Афродиты — Книга третья из серии «Ледниковый период»«Чаша Афродиты» — самое, если можно так выразиться, никоновское произведение Никонова; но в этом же утверждении кроется и ключ к пониманию того конфликта, который, несомненно, омрачил последние годы пребывания писателя на этой земле и который, по-видимому, будет долго сказываться и на посмертной судьбе никоновского литературного наследия.Стержень сюжета романа — судьба художника Александра Васильевича Рассохина.
Роман «Стальные солдаты» входит в серию «Ледниковый период» и является по замыслу первым, хотя уже опубликованы из этой же серии романы «Чаша Афродиты» и «Весталка». Целью автора было отнюдь не создание еще одной хронологической книги о Сталине и его злодеяниях — ни с позиции Прокурора, ни с позиции Адвоката, ни даже с позиции Судьи.«Стальные солдаты» — художественное произведение, это именно страницы жизни как самого Сталина, так и того недавно минувшего, странного по своей сути времени. Ледниковый период, начавшийся в России с 1917 года, с насильственным утверждением в ней утопий марксизма-ленинизма, не кончился и сейчас.