Собрание сочинений - Том 3 - [17]

«Предчувствуя, — так пишет Геронтий, — скорое скончание свое и отшествие к Богу, батюшка, в бытность в нашей обители, сказал:

— Не увижу я, видно, трапезу новую...

В то время, за благословением его, она начала строиться.

Мы же ответили:

— Может, Господь и продлит вашу жизнь и нас утешит?

Но он ответил:

— Нет, едва ли до зимы проживу; уж я отъездился к вам и не буду здесь больше.

И давал конечное решение в недоумениях.

Одному князю московскому (имени его не могу означить) говорил:

— Поживи, если хочешь, до ноября и схоронишь меня.

Но ему так удивительны показались эти слова, что он не решился остаться. Когда же дошло до него известие о кончине батюшки, то он сбывчивости его слов весьма удивился и писал: «Неужели сей светильник получил скончание дней своих?» — о чем и послано было к нему уверительное известие.

В первых числах сентября начал батюшка ослабевать здоровьем, но до 15-го числа еще ходил по келье, а в праздник Рождества Богородицы и Воздвижения Честнаго Креста Господня, на всенощном бдении, которое по болезни его служили у него в келье, во время положенное сам кадил, но был поддерживаем и пел по силе своей величание. 16-го числа, по своему желанию, был особорован св. елеем при множестве братий, любивших его, куда я нечаянно подоспел со своими сотрудниками — о. Сергием, о. Михаилом и о. Ефремом. И удивительно нам было смотреть, отчего такое большое стечение братий, ибо никому не сказывали и хотели тайно от всех, кроме священных особ и им сослужащих, сие исполнить. Это было желание самого батюшки нашего. От сего дня более начал он готовиться к общему долгу — смертному часу и при прошении молитв от приходящих братий утешал их своим благословением; иному притом давал книгу, иному — образ и никого не оставлял без утешения. В 28-й день сентября, по его желанию, был сообщен Св. Христовых Таин и над ним был пропет канон исходный. Это удивительно было и ужасно всем. Размысля в себе скорое свое сиротство, начали братия просить его, дабы не оставлял их в скорби. Он же, слыша сие и видя, возмутился духом и, мало прослезившись, сказал:

— Дети! Если у Господа стяжу дерзновение, всех вас приму к себе. Я вас вручаю Господу: Он вам поможет течение сие скончать, только вы к Нему прибегайте — и сохранит Он вас от всех искушений. А о сем не смущайтесь, что канон пропели: может быть, и еще раз шесть или семь пропоете.

Что и случилось на самом деле, ибо по его слабости канон сей пели от 28 сентября до 11 октября восемь раз и двенадцать раз сообщали его Св. Христовых Таин. Пищи же никакой не мог вкушать!

От 28-го сего сентября начал более ослабевать силами, а 6 октября не стал уже и вставать, но на смертном одре лежа, взывал умиленным гласом:

— О Вседержителю, о Искупителю, о Премилосердый Господи! Ты видишь мою болезнь: уже не могу более терпеть — приими дух мой в мире!

А потом:

— Господи, в руце Твои предаю дух мой!

А после сих произношений непрестанно взывал и к Божией Матери, преблагословенной Богородице, прося от Нее помощи. К приходящим же отцам и братиям говорил:

— Помолитесь, чтобы Господь скорее сократил жизнь мою!

Но потом, паки повинуясь воле Божией и возлагая себя на Его Промысл, взывал:

— Господи! да будет воля Твоя и, якоже Тебе угодно, тако сотвори.

И так продолжал подвиг свой до утра 11-го числа.

Утром же 11 октября в 20 минут 10-го часа начал креститься и говорить:

— Слава Богу! слава Богу!

И, сказавши много раз эти слова, помолчал мало и обступившим его потом сказал:

— Через час милость Божия на мне будет.

И через час с того времени, как сказал это, начал более веселиться духом и радоваться сердцем и хотя в трудах болезни, но, уповая на будущее воздаяние, не мог скрыть лица, которое все более и более стало светлеть. Когда приблизился вечер и заблаговестили к вечерне, он, услышав звон, приказал читать вечерню и слушал оную, а каноны велел оставить. Сам же начал говорить:

— Слава Богу, слава Богу!... Слава Тебе, Господи!

И богомудро, великою пользою исполненные давал вопрошающим его ответы. Простясь со всеми, послал нас ужинать, оставив при себе только одного брата, который, заметивши его редкое дыхание и быстрый взор на икону Пресвятыя Богородицы, в ту же минуту позвал нас; но уже батюшка перестал говорить. Мы, видя его кончину, прослезились. Но он, посмотревши на нас, перекрестил сам себя, а потом, сложив руку, благословил ясно всех нас предстоявших и опять взглянул на икону Божией Матери, как будто просил о нас заступиться. После сего закрыл глаза и отошел в Небесные Селения в 7 часов и 20 минут вечера 12-го числа октября.

По кончине батюшки нашего приближенные Старца и братия начали советоваться, где погребсти его тело, и у всех явилось желание положить его в монастыре против придела св. Николая Чудотворца Введенской церкви, и предложили о сем игумену, на что он изъявил согласие. Удивления достойно, как при сем сбылись слова батюшки, которые мы, однако, припомнили уже после похорон: он еще при жизни своей, как бы шутя, уговаривался с находившимся в монастыре, где он старчествовал, Алексеем Ивановичем Желябужским, скончавшимся там же в июне, и говорил ему: