Собрание сочинений. Том 3 - [159]

Ну что ж! Если в сказке Салтыкова-Щедрина один мужик двух генералов кормил, то сотни японских солдат смогут же прокормить одного генерала.

Мы стали смотреть поле.

Полеводческий майор показывал:

— Вот мы на этом участке применили метод советского ученого Лысенко — метод яровизации.

— Вы агроном?

— Нет. Никогда и не помышлял о земле. Сейчас учусь.

О хозяйстве, о земле, о лесе оба майора говорили без всякого энтузиазма. Совсем как Сузуки из Сакуры — даже с ненавистью.

Я сказал:

— Может быть, у вас есть ко мне вопросы?

Они замялись. И вдруг:

— Скажите, что война Америки с СССР вероятна?..

Да, это единственное, главное, что волновало их. Ковыряя упрямую землю, проклиная труд и свою долю, они мечтали об одном: о новой войне. О войне, которая всех этих «новых крестьян» вернет к их любимому «делу».

3

Уже возвращаясь с поля, я нечаянно столкнулся с моим старым знакомым — капитаном Хатагавой.

Но он не обрадовался мне. Он выглядел еще более жалким и смущенным, чем там, на Коррехидоре. Он еще более похудел и совсем увял.

— Ну как? — спросил я. — Устроились? Припали к груди земли-матери?

Он только жалобно улыбнулся в ответ. Потом, озираясь по сторонам, пробормотал:

— Здесь неудобно разговаривать.

Вечером мы вновь сошлись с ним, на этот раз в гостинице, где я стоял. Нас было только трое: Хатагава, мой переводчик и я. В Японии комнаты в маленьких отелях обозначаются не номерами, а знаками. Есть комнаты Лотоса, Ириса, Вишни в цвету, Аиста. Над моим номером висел знак Белой Хризантемы. Тем не менее комната была достаточно грязна. Впрочем, это не имеет никакого отношения к тому, о чем здесь рассказывается.

— Ну, как же ваши офицерские «колхозы»? — спросил я у своего гостя.

Он ответил не сразу. Жадно закурил сигаретку, держа ее по-солдатски, двумя пальцами, — видно, привык так в плену, — потом прошептал:

— Это обман... — Он помолчал немного, еще ниже опустил голову. — Опять обман... Почему все так любят обманывать маленького человека? — спросил он с тоскою. — Скажите, зачем сельскохозяйственной артели пулеметы?

— Пулеметы?

— Да. Вчера к нам завезли пулеметы. Разве пулеметы — это сельскохозяйственный инвентарь? Говорят, будем опять солдатами. Зачем? — Он поднял на меня свои печальные глаза и вздохнул. — Все, все обманывают маленького человека... Вы слышали о резервном полицейском корпусе?

— Да, слыхал.

— Я прошу вас, — вдруг горячо сказал он, — не верьте, это не полиция! Нет, нет! Здесь этого и не скрывают от нас. Теперь многие наши офицеры собираются уходить в этот резервный корпус. Там по крайней мере не придется маскироваться «крестьянами».

— И вы пойдете?

— Я? Нет. Я не пойду. Нет, нет!.. — энергично закачал он головою. — Я не пойду. С меня довольно!

— Останетесь здесь?

— Нет... не знаю... Я ничего не знаю... — с невыразимой тоской прошептал он. — Я бедный маленький человек... У меня семья... Я хочу только покоя...

Опустив руки и сгорбившись, он сидел передо мною, действительно бедный, маленький, много раз обманываемый человек...

— Хуже всего, — проговорил он, — когда сюда приезжают американцы. Они часто сюда приезжают. Нет, они смотрят не наши поля. Они рассматривают нас. Я много раз ловил на себе их взгляды. В эти минуты я чувствовал себя... скотиною на бойне. Мне казалось, что это мясники ощупывают, взвешивают и оценивают мои мускулы, мое мясо: годен ли я, или не годен.

— Для чего?

— Для того, чтобы быть пушечной говядиной. А я больше не хочу быть пушечной говядиной! — вдруг пронзительно закричал он. — Я человек! Я не хочу убивать. Я не хочу быть убитым. Я хочу мира. Я — человек! — И неожиданно он заплакал.

С тех пор прошло несколько лет. Я не знаю, что сталось с бывшим капитаном императорской армии, бедным, обманутым Хатагавой Сатору. Жив ли он? Остался ли на «диком поле»? Или ушел прочь от этих «новых крестьян»? Куда? Нашел ли он, наконец, работу по душе и по совести, чашку риса и покой для себя и для своей семьи в этой стране безработных, бездомных, попавших в горькую беду соотечественников? На воле ли он еще? Или уже сидит за железной решеткой, как тысячи таких же, как он, очнувшихся людей Япония, не желающих новой войны?

Я ничего о нем не знаю больше... Но до сих пор звенит в моих ушах его пронзительный вопль: «Я не хочу быть пушечной говядиной!» И мне кажется, что это вопль Японии.

1947

ПРИМЕЧАНИЯ

ПРОИЗВЕДЕНИЯ ВОЕННЫХ ЛЕТ

С первых дней Великой Отечественной войны и до ее победоносного завершения Б. Горбатов находился в действующей армии в качестве военного корреспондента сначала фронтовой газеты «Во славу Родины», а затем — «Правды». В этих газетах и было впервые опубликовано большинство его произведений военных лет.

Несколько очерков, вошедших в данный том, написаны Б. Горбатовым в соавторстве (см. примечания).

ПИСЬМА К ТОВАРИЩУ

Впервые опубликованы во фронтовой газете «Во славу Родины», фронтовых листовках и в газете «Правда». В газете «Правда» от 22 сентября 1941 г. — «Родина»; от 17 ноября 1941 г. — «О жизни и смерти»; от 1 января 1942 г. — «С Новым годом, товарищ!»; от 1 августа 1942 г. — «Пядь родной земли»; от 10 сентября 1944 г. — «Год спустя».

АЛЕКСЕЙ КУЛИКОВ. БОЕЦ