Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения - [18]

И говорили: — Край наш разоренный

Мы, как детей, подымем на руках!

1969

Лицо России

Сергею Наровчатову

Лицо земли российской рябовато.

Оно в буграх, на нем холмы, холмы.

Она, земля, ничуть не виновата,

Что падало снарядов многовато,

Что танками пахали землю мы.

Лицо России чуть прикрыто лесом,

На голове ее простой платок.

Она не улыбается повесам,

А на серьезных смотрит с интересом

И говорит: — Испей воды глоток!

Я ковш беру: — Спасибо, дорогая! —

И пью, и пью, как пил мой сельский дед.

А мать-Россия добрая такая,

Смущенные ресницы опуская,

Смеется: — У меня морщинок нет!

Что ей ответить? Уличить в неправде?

Пересчитать все борозды морщин?

Они давнишние, они с Непрядвы,

Ни удалять не надо их, ни прятать,

И все они на совести мужчин.

Лицо земли российской ранней ранью

Озарено заботами людей.

Оно полно надежд, полно желаний,

На нем зарницы доменных пыланий

И ясный отсвет ленинских идей!

1969

«Философ»

Папиросою дымя,

Кавалер земли российской

Вдоль реки идет с двумя,

Недоступный и форсистый.

Он окончил пятый курс,

Эрудицией стращает.

— Для искусства нужен вкус! —

Говорит, не прекращает. —

Жизнь опасна, как редут,—

Диоген спасался в бочке.—

Две колхозницы идут.

— Ты глядя, где наши дочки!

— Танька! — крикнула одна,

— Манька! — крикнула другая,—

Ты чего же, сатана,

С ним идешь почти нагая!

Что внушенье матерей

Двум девицам полногрудым.

На призыв: — Домой скорей! —

Еле цедят: — Скоро будем.

А «философ» не смущен.

Он цитирует цитаты.

Он и в ту и в ту влюблен

Вот раздул какие штаты!

Он пускает тонкий дым,

Философствует, пророчит.

И девчонкам молодым

Гордо голову морочит!

1969

Клубника

Убрали клубнику на поле колхозном.

И по полю ползают частные лица.

Как люди привыкли чужим поживиться,

Хотя бы клубникой на поле колхозном.

И я захожу в борозду, нагибаюсь,

Срываю последнюю ягодку лета

И в рот отправляю, спасибо за это,

Еще одна ягодка — я нагибаюсь!

Но вот неприятность: является сторож,

Он очень серьезный, и с ним не поспоришь,

Свисток милицейский он в губы вставляет,

Свистит и пугаться меня заставляет.

Кричит: — Гражданин! Прекратите хищенье! —

А я говорю: — У меня разрешенье.

— А кто вы такой? — Собиратель фольклора.—

В глазах старика чуть поменьше укора.

— А справка с печатью? — С печатью, а как же! —

Он чешет лениво в затылке: — А так же! —

И сам уже действует как заговорщик:

— Туда вон иди, уважаемый сборщик,

Там ягода крупная, сорт «загорянка»,

Она среди всей мелкоты как дворянка.—

И я улыбаюсь приветливо-мило,

Твержу про себя, что печать — это сила!

1969

Дикая яблоня

Дикая яблоня, нет для тебя привилегий.

Рядом не вишня, не груша, не дом, где живет садовод.

Не объясненье в любви, не звучание грустных элегий,

Лес, глухомань, бездорожье дремучих болот.

Кто ты? Антоновка? Белый налив? Боровинка?

Или анис, у которого яркий, румяный бочок?

Или еще неизвестная миру новинка?

— Я беспородная! Плод мой невкусный дичок!

— Хочешь, я корни твои обнажу и отрою,

Перевезу тебя, рядом с собой поселю?

Если зимою озябнешь — соломой укрою,

Если в жару будет душно — водою полью?

— Я не хочу покидать заповедного леса,

Заступ свой спрячь, а меня не тревожь и не тронь!

В обществе яблонь культурных мне нет интереса,

К лесу привыкла я, к дружному шелесту крон.

Не согласилась. Осталась. Растет беспризорно,

Розовым цветом весною вдруг примется цвесть.

— Зверям и птицам, — смеется она, — не зазорно

Дикие, мелкие, кислые яблоки есть!

1969

* * *

За полчаса до первого луча

Природа дремлет тихо и доверчиво.

Но луч скользнул и разбудил грача,

Который свою речь готовил с вечера.

Петух как будто этого и ждал,

Вскочил на тонкий тын скорее скорого

И второпях вздохнул: — Я опоздал! —

И заорал, как воины Суворова.

Алела грудь бывалого бойца,

А перья отливали ярче радуги.

Вдруг кошка замяукала с крыльца,

И ровно в шесть часов проснулось радио.

Затем теленок вышел на лужок

И замычал, тоскуючи по вымени.

Затем взыграл пастушеский рожок

И всех коров села стал звать по имени.

А первый луч все шел, как старичок,

И тихо делал то, что полагается.

Кузнечику сказал: — Бери смычок,

Без музыки твоей мне не шагается!

1969

* * *

Проснешься, а птицы поют —

Не очень умаяла ночь их.

Рабочие рано встают,

А птицы — они из рабочих!

Синичка взялась за гнездо,

А дятел давно конопатит.

И слышу я горестный вздох:

— Боюсь, матерьялу не хватит!

Друг-дятел, достанем пеньки,

Пройдем сквозь любые мытарства.

Стоят золотые деньки

Рабочего птичьего царства.

Кто вьет, кто клюет, кто летит,

А кто на лету признается:

— Такой у птенцов аппетит,

Подкармливать чем-то придется!

1969

Пчела

Откуда ты? Она мне не ответила,

Еще один цветок себе наметила,

Присела, прикоснулась хоботком

И полетела скромненько с медком.

Работай, дорогая! Труд оценится,

Теряет красоту, кто в жизни ленится,

Он жиром заплывает, много спит,

И у него все что-нибудь болит.

Я грабли взял и стал грести старательно,

И так мне сразу стало замечательно,

Что я запел подобно той пчеле

И стал как первый парень на селе.

Пел терпеливо мускул мой натруженный,

А день гудел как колокол разбуженный,

Так спорилась работа у косцов,

Что я ушел косить в конце концов!

1969

Каждому — свое

— О горы! — молятся грузины.

Мы не грузины — русаки.

Нам царь и бог — поля, равнины

И медленность степной реки.

— О кедр! — поют в горах ойроты.—