Собрание сочинений, том 19 - [44]

Но только по форме. Везде, где преобладает крупное землевладение, сохраняется полуфеодальное господствующее положение крупных землевладельцев, даже и при современно-буржуазных во всем остальном хозяйстве отношениях. Меняются только формы этого господствующего положения. Они иные в Ирландии, где землю обрабатывают мелкие арендаторы, иные в Англии и Шотландии, где обладающие капиталом арендаторы с наемными рабочими возделывают крупные арендные участки. К этой последней форме примыкают и хозяйства дворян, преобладающие в Северной Германии, особенно в ее восточной части. В крупных поместьях хозяйство ведется большей частью на средства владельца, реже на средства крупных арендаторов, с помощью дворовой челяди и поденщиков. Положение дворовой челяди определяется уставом о челяди, изданным в Пруссии в 1810 году. Он настолько хорошо приспособлен к феодальным отношениям, что открыто разрешает «незначительные акты насилия» господ над челядью, но зато открыто воспрещает под страхом уголовного наказания всякое насильственное сопротивление челяди дурному обращению со стороны господ, за исключением случаев, опасных для жизни или здоровья («Общий устав о челяди», §§ 77, 79). Поденщики отчасти посредством контракта, отчасти же посредством преобладающей системы оплаты труда натурой, — сюда входит и жилье, — поставлены фактически в такую зависимость от помещика, которая ничем не уступает зависимости челяди; так и процветает еще до сих пор к востоку от Эльбы то патриархальное обращение с сельскими рабочими и домашней челядью, обращение с помощью зуботычин, избиения палкой и плетью, которое описал нам Вольф в Силезии. Однако простой народ, увы, настраивается все более бунтарски и проявляет то тут, то там нежелание подвергаться далее этим отеческим мерам воздействия.

Так как Германия все еще по преимуществу земледельческая страна, в которой масса населения кормится благодаря земледелию и живет в деревнях, то важнейшей, но зато и труднейшей задачей рабочей партии является разъяснение сельским рабочим их интересов и их положения. Первый шаг для этого — изучить самим эти интересы и положение сельских рабочих. Партийные товарищи, которым обстоятельства позволяют это сделать, оказали бы большую услугу делу, если бы сравнили описание Вольфа с теперешним положением вещей, учли бы происшедшие изменения и описали теперешнее положение сельских рабочих. Наряду с настоящим батраком не следует упускать из виду также и мелкого крестьянина. Как обстоит дело с выкупом феодальных повинностей после 1848 года? Надувают ли теперь крестьянина так же, как прежде? Эти и другие вопросы возникают сами собой после прочтения «Силезского миллиарда», и, если серьезно взяться отвечать на эти вопросы, публиковать собранный материал в партийном органе, то тем самым делу рабочих будет оказана большая услуга, чем печатанием какого угодно количества статей о деталях организации будущего общества.

Конец статьи Вольфа наводит еще на другой вопрос. Верхняя Силезия после 1849 г. стала одним из важнейших центров немецкой промышленности. Эта промышленность, как вообще в Силезии, находится главным образом в деревне, в больших селах или во вновь возникающих городах, вдали от крупных городских центров. Если задача состоит в том, чтобы распространить социал-демократическое движение в деревне, то Силезия, и особенно Верхняя Силезия, — наиболее подходящий опорный пункт. Между тем, по крайней мере Верхняя Силезия все еще, видимо, является для социалистической пропаганды девственной почвой. Язык не может служить препятствием; с одной стороны, с ростом промышленности там очень привилось употребление немецкого языка, а с другой стороны — есть ведь достаточно социалистов, которые говорят по-польски.

Но вернемся к нашему Вольфу. 19 мая «Neue Rheinische Zeitung» была запрещена после появления ее последнего, напечатанного красной краской номера. Помимо еще не законченных 23 процессов по делам печати, прусская полиция имела столько других поводов для обвинения каждого из редакторов, что все они тотчас же покинули Кёльн и Пруссию. Большинство из нас отправилось во Франкфурт, где, казалось, подготовлялось нечто решительное. Победы венгров вызвали вторжение русских войск; конфликт между правительствами и Франкфуртским парламентом по вопросу об имперской конституции вызвал в разных местах восстания, из которых дрезденское, изерлонское и эльберфельдское были подавлены, но баденское и пфальцское еще продолжали разрастаться. У Вольфа в кармане был старый мандат из Бреславля на заместительстве известного фальсификатора истории Штенцеля; «нытика» Штенцеля провели в парламент только с тем условием, чтобы в качестве заместителя был принят «смутьян»[47] Вольф. Штенцель как и все добрые пруссаки, подчинился, конечно, приказу прусского правительства об отозвании из Франкфурта. Вольф занял его место.

Франкфуртский парламент, который вследствие собственной медлительности и глупости утратил положение самого могущественного собрания, которое когда-либо существовало в Германии, и опустился до состояния крайнего бессилия ставшего к этому времени очевидным для всех правительств, даже для назначенного им самим имперского правительства, а также и для него самого, не зная, что делать, растерянно стоял между собравшими свои вооруженные силы правительствами и восставшим народом, требовавшим имперской конституции. Еще можно было все спасти, если бы только парламент и вожди южногерманского движения имели мужество и решительность. Довольно было бы постановления парламента о призыве баденской и пфальцской армий во Франкфурт на защиту Собрания. Таким постановлением Собрание сразу вновь завоевало бы доверие народа. С уверенностью можно было бы тогда ожидать присоединения гессен-дармштадтской армии, присоединения Вюртемберга и Баварии к движению; мелкие государства средней Германии были бы также втянуты в дело; Пруссии было бы достаточно дела у себя дома, а Россия перед лицом такого мощного движения в Германии была бы вынуждена вернуть в Польшу часть войск, успешно подвизавшихся позднее в Венгрии. Таким образом, во Франкфурте могла быть спасена Венгрия, а с другой стороны, вполне вероятно, что перед лицом победоносно развивающейся в Германии революции взрыв, ожидавшийся со дня на день в Париже, не свелся бы к поражению радикального мещанства без боя, как это случилось 13 июня 1849 года.