Собрание сочинений. Том 1. Второе распятие Христа. Антихрист. Пьесы и рассказы (1901-1917) - [228]

И мёртвый, и как-то живой. – «Ты носишь имя, будто жив, но ты мёртв» (Отк. 3, 1). Диавол, имеющий державу смерти, и все поклонившиеся ему будут живыми брошены в озеро огненное; это смерть вторая (Евр. 2, 14; Отк. 20).

Не могу смеяться свободно… – Очередное следствие греха – человек перестаёт владеть собой, становится рабом поселившейся в нём личинки; превращается в заводную игрушку.

Смерть – царица моя. Моя мечта, моя любовь – упоительная до безумия… – Гедин использует те же образы и слова, что ранее Арнольд Реллинг (см. прим. к с. 249).

Отмщение… – «У Меня отмщение, Я воздам, говорит Господь… В пламенеющем огне совершающего отмщение не познавшим Бога и не покоряющимся благовествованию Господа нашего Иисуса Христа» (Евр. 10, 30; 2 Фес. 1, 8). Гедин почитает смерть царицей, потому относит к ней всё подобающее единому Вседержителю.

Не зная смерти, нельзя знать жизнь. – «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрёт, то останется одно; а если умрёт, то принесёт много плода» (Ин. 12, 24). Никто «не оживёт, если не умрёт… как Христос воскрес из мёртвых славою Отца, так и нам ходить в обновлённой жизни» (1 Кор. 15, 36; Рим. 6, 4).

…молния – огненный меч!.. – В Библии огонь сопровождает явления Божества – Отца, Сына и Святого Духа (Исх. 3, 2; Отк. 1, 14; Деян. 2, 3), меч воплощает гнев Господень (Втор. 32, 41), молнии исходят от Него (Иов 38, 35; Отк. 4, 5). Три символа часто сопрягаются. После первородного греха Бог «изгнал Адама и поставил на востоке у сада Едемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к древу жизни… грозный меч, увы! сверкающий, как молния, наострённый для заклания» (Быт. 3, 24; Иез. 21, 15). В день, когда явится Сын Человеческий, прольётся с неба дождь огненный и серный и истребит всех: «Земля и все дела на ней сгорят… воспламенённые небеса разрушатся и разгоревшиеся стихии растают»; апокалипсические зверь и лжепророк «оба живые брошены в озеро огненное, горящее серою; а прочие убиты мечом Сидящего на коне, исходящим из уст Его» (Лк. 17, 29–30; 2 Пет. 3, 10, 12; Отк. 19, 20–21).

Больная мечта не даёт вам покоя… – Парадокс и трагедия: оба мечтателя вдохновляются одной женщиной, хотя Арнольд грезит о жизни, а Гедин – о смерти.

…ту, которая на троне. – Гедин ослеплён сатаною и не видит, что низвержен древний змий, обольщающий всю вселенную (Отк. 12, 9). «Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моём, как и Я победил и сел с Отцом Моим на престоле Его», ибо «поглощена смерть победою… и сия есть победа, победившая мир, вера наша» (Отк. 3, 21; 1 Кор. 15, 54; 1 Ин. 5, 4).

…лицо смерти… – У смерти нет лица, ведь оно – образ Божий. А кто возомнит, что у смерти есть лицо, воистину станет её рабом. Но не навек, ибо «дал Бог покаяние в жизнь» (Деян. 11, 18).

Такая красота! – Одна из важнейших характеристик персонажа: как и в прочих случаях, Карл воспринимает только внешние формы явлений.

А за что такая напасть на нас? – «И если презрите Мои постановления, и если душа ваша возгнушается Моими законами, так что вы не будете исполнять всех заповедей Моих… наведу на вас мстительный меч в отмщение за завет» (Лев. 26, 15, 25).

Пастор Реллинг

М., 1909. Склад издания: книжный магазин «Труд» (Тверская, 38). Типография О. Л. Сомовой. 83 + 97 стр. Ц. 75 к. 3000 экз.

Свенцицкий так формулировал цели и задачи пьесы: «Только один Бог знает, сколько слёз и крови вложил я в свою маленькую-маленькую книжечку. И как бы мне хотелось, чтобы слёзы мои дошли до людских сердец и чтобы они поняли, как глубоко и страшно человеческое страданье. Я ведь тоже немножко люблю людей. И мне хотелось сказать им об этом страдании, чтобы они стали мягче, отзывчивее, серьёзней смотрели на жизнь, не распинали бы друг друга» (НЗ. 1910. № 2. Сентябрь. С. 6). «Я хотел показать разрушительную силу, которая содержится в смерти. Показать живую и пламенную человеческую душу в юности, как молнией поражённую смертью. Сладострастие, охватившее эту душу, питается источником смерти. Человек должен до конца пройти свой путь. Должен умереть. На сцене драма кончается смертью. Но я предполагаю в печати изменить конец: Реллинг остаётся жив и в третьей части – “Пророк” – является воскресшим человеком, возвещающим новую правду о “свободном человеке”. Кроме того, я предполагаю издать, как бы в виде приложения к трилогии, “Проповеди пастора Реллинга” третьего периода его жизни» (Пьеса о смерти и сладострастии // Московская газета-копейка. 1910. 21 ноября. № 173). Указанные рукописи пока не найдены.

Первым постановку осуществил знаменитый актёр, мастер психологического анализа, Павел Николаевич Орленев (Орлов; 1869–1932), большой почитатель таланта Ибсена, к тому времени уже сыгравший Бранда и Строителя Сольнеса. «В самом конце моих гастролей в Саратове [конец августа 1910] В. Свенцицкий, писатель, проживавший в России нелегально, предложил мне прочесть свою пьесу “Пастор Реллинг”. Пьеса мне понравилась, и я сейчас же приступил к разработке роли. Пастор, оригинальный тип садиста со святейшими глазами, показался мне во многих сценах очень интересным, и у меня в этой роли как-то сразу начали появляться новые для самого себя детали и интонации. Я взял пьесу, обещал Свенцицкому провести её через цензуру и поехал через Москву в Петербург. Там работал над ней <…> и скоро роль мне стала удаваться и всё больше меня захватывать. Я составил небольшой коллектив, куда вошёл также и Мгебров. Передовым в Ревель, Ригу и Либаву я послал опять Орлова для снятия помещений под спектакли “Привидения” и “Пастор Реллинг”. <…> Киселевич, мой доверенный, не сумел провести в цензуре эту пьесу под названием “Пастор Реллинг”. Мотив запрета – невозможность в таком эротическом виде выставлять духовное лицо. Разрешали пьесу только под названием “Арнольд Реллинг”. Пастор вычёркивался и был просто учителем. Вся моя работа над пастором и интерес к этой роли пропали. Острота задания исчезла. Но города уже сняты, анонсы выпущены, ехать необходимо <…> Я всё время перестраиваю оригинальную роль пастора, но в простом учителе Реллинге задуманное в пасторе моё перевоплощение было бы страшной утрировкой. Всё-таки я решился сыграть учителя Реллинга в Либаве и по-ученически с ним провалился» (