Собрание сочинений. Том 1. Второе распятие Христа. Антихрист. Пьесы и рассказы (1901-1917) - [176]
Почти всё уложено. Остаётся круглая картонка для шляпы. Сиделка спрашивает:
– Шарф прикажете уложить?
Она держит в руках синий шарф.
– Да, уложите… Нет… дайте его сюда…
Она берёт из стакана засохшую ветку и завёртывает её в шарф.
– Положите осторожней сверху…
– Теперь всё, – говорит сиделка, затягивая ремнём картонку.
– Нельзя ли разбудить доктора и сказать, что я уезжаю?
Сиделка смотрит на неё с любопытством:
– А разве доктор не знает?
– Нет. Пожалуйста, пошлите к нему.
– Да они, кажется, уж пришли, – прислушивается сиделка и уходит из комнаты.
Ольга Николаевна тоже прислушивается и слышит в коридоре быстрые шаги и низкий знакомый голос.
Андрей Владимирович вошёл в пальто и в мягкой серой шляпе. Видимо, он так поражён был тем, что ему сказала сиделка, что не стал раздеваться.
Он остановился против неё, около стола.
– Едете?..
– Да… вчера вечером я решила окончательно.
– Я как доктор, – сказал он холодно, почти враждебным голосом, – должен заявить категорически… что это совершенно невозможно…
Она попробовала пошутить:
– Арестуйте меня именем закона.
– Ольга Николаевна… Я, может быть, не имею права… простите мой тон… но о том не думаешь, когда перед тобой человек решается на самоубийство.
– Почему? – пожала плечами Ольга Николаевна. – Не всё ли равно, где лежать: на пароходе, в вагоне или в этой комнате?
– Но вы можете не доехать до дому, – вырвалось у него.
Она откинулась на спинку дивана и несколько мгновений, молча, не двигаясь, смотрела на разорванный конверт, валявшийся на столе.
– Вы сказали это, чтобы убедить меня остаться. Да? – спросила она.
Он стоял бледный как полотно и молчал.
– Доктор, я прошу вас сказать прямо: доеду я или умру дорогой?
В глазах Андрея Владимировича было отчаяние. Он не выдержал и растерянно проговорил:
– Конечно… вы доедете… Но положение настолько тяжёлое… что почти наверное… вы тогда не поправитесь…
– Я хочу одного, – очень тихо, но твёрдо сказала Ольга Николаевна, – умереть дома… Позовите сиделку вынести вещи. Вы проводите меня.
Андрей Владимирович молча кивнул головой. Он как-то сразу понял, что она уедет. И что больше не надо никаких слов.
Сиделка вынесла вещи, и комната стала пустой. Ольга Николаевна сама встала с дивана, сделала несколько шагов, но её качало из стороны в сторону, и она должна была опереться на руку Андрея Владимировича. С лестницы он почти нёс её на руках. Но когда сели на извозчика и душистый, тёплый воздух пахнул в лицо, Ольге Николаевне показалось, что ей сразу стало лучше.
До пристани около часу езды. Дорога ровная, крепкая. Резиновые шины и мягкие рессоры делают экипаж похожим на постель с пружинным матрасом. Справа утреннее, бледно-голубое море, слева сады с густой, влажной зеленью и яркими весенними цветами.
Ольга Николаевна забывает и о слабости, и о тупой боли в боку… Она едет домой… Сегодня четверг. В воскресенье утром она будет дома…
Андрей Владимирович молчит. Ей хочется, чтобы он не сердился, чтобы и ему было хорошо. Но она не знает, что сказать ему.
Но вдруг он сам начинает говорить, не оборачиваясь к ней:
– Как всё странно складывается в жизни… совсем не так, как ждёшь… без всякой логики… по-своему… и почти всегда наперекор здравому смыслу… Встретишь человека… зачем-то всё в душе перевернётся вверх дном… потом опять… в разные стороны, и никогда больше не увидишься…
Голос его был спокоен, но Ольге Николаевне почему-то казалось, что он плачет.
– Есть же на свете верующие люди, – продолжал он, – а по-моему, вот от одних этих случайностей можно всякую веру потерять… К чему? зачем? отчего? Ничего не понимаю! – даже пожал он плечами.
Ей не хотелось говорить о таких грустных и серьёзных вещах.
– Я боюсь, что пароход опоздает, – сказала она.
– Нет… Видите, направо – это стоит ваш пароход.
– Не опоздать бы…
– Сейчас приедем… второго свистка не было ещё…
Когда подъехали к пристани, Ольга Николаевна хотела выйти из экипажа сама и ужасно удивилась, что не могла подняться и встать на подножку.
И опять Андрей Владимирович почти на руках внёс её на пароход.
– Я лягу, – сказала Ольга Николаевна, – поезжайте домой.
Он молча стоял около неё, не зная, что делать, что сказать, как уйти и оставить её одну.
– Ольга Николаевна… вернитесь…
Но он и сам почувствовал, что слова его бессильны и до неё не доходят.
Она отрицательно покачала головой. Ей даже трудно было сказать «нет».
На берегу дважды ударил колокол. Второй свисток.
– Прощайте, Ольга Николаевна…
Она подняла на него глаза. Посмотрела долгим-долгим взглядом, и на одно мгновение что-то нежное, почти страстное мелькнуло в её лице.
– Я вас… никогда не забуду, – сказала она.
Ему хотелось крикнуть от боли. Но он сказал:
– Прощайте.
И подал ей руку.
– Я напишу вам о своей болезни.
– Да… пожалуйста… А когда доедете… если можно… пришлите телеграмму.
– Хорошо… пришлю непременно…
Но она так устала, что не может больше стоять на ногах.
– Идите… пора… Не сердитесь, что я непослушная…
Последних слов он не слышит. Он жмёт концы её холодных рук и, как-то странно сгорбившись и не оборачиваясь, идёт к выходу…
На пароходе у Ольги Николаевны опять начался жар.
Всю ночь ей казалось, что она куда-то бежит, задыхаясь, что ей надо кого-то догнать, но кто-то хватает её, она борется, вырывается и снова бежит изо всех сил…
Произведение написано в начале 20-го века. В дореволюционную Россию является Христос с проповедью Евангелия. Он исцеляет расслабленных, воскрешает мёртвых, опрокидывает в храмах столы, на которых торгуют свечами. Часть народа принимает его, а другая часть во главе со священниками и церковными старостами — гонит. Дело доходит до митрополита Московского, тот созывает экстренное собрание столичного духовенства, Христа называют жидом, бунтарём и анархистом. Не имея власти самому судить проповедника, митрополит обращается к генерал-губернатору с просьбой арестовать и судить бродячего пророка.
По благословению Патриарха Московского и всея Руси АЛЕКСИЯ II Ни в одном угоднике Божием так не воплощается дух нашего православия, как в образе убогого Серафима, молитвенника, постника, умиленного, всегда радостного, всех утешающего, всем прощающего старца всея Руси.
Книга «Диалоги» была написана протоиереем Валентином Свенцицким в 1928 году в сибирской ссылке. Все годы советской власти эту книгу верующие передавали друг другу в рукописных списках. Под впечатлением от этой книги многие избрали жизнь во Христе, а некоторые даже стали священниками.
«…Никогда ещё Розанов не высказывался о «метафизике христианства» с такой определённой ненавистью. Книга замечательная. Здесь однобокость и ложь доведены до последних пределов. Но, несмотря на эту однобокость и ложь, одно из самых больных мест в официальной церкви (не в христианстве) вскрыто с поразительной глубиной…».
«Ждали «забастовщиков»…Ещё с вечера сотня казаков расположилась на опушке леса, мимо которого должны были идти рабочие «снимать» соседнюю фабрику.Ночь была тёмная, сырая. Время ползло медленно. Казалось, небо стало навсегда тяжёлым и чёрным, – никогда на него не взойдёт тёплое, яркое солнце…».