Собрание сочинений. Том 1. Стихотворения - [42]

Люстры на каштанах!

1961

Вирве

Брови — до неба.

Косы — до талии.

Вот мы какую

Видели в Таллине!

Голос звучит

Вызывающе тонко:

— Звать меня ВИрве.

— А кто вы?

— Эстонка!

— Вирве?

— А что значит Вирве?

— Сравненье.

Это по-русски —

Рябь и волненье.

С моря ко мне

Мое имя летело,

Ветром морским

В колыбели задело.

Всем городам

Изменю ради Таллина!

Я в этот город

Всем сердцем влюблен…

Брови — до неба,

Косы — до талии,

А красота

До сикстинских мадонн!

1961

Гроза на Даугаве

Бруно Саулиту

Гроза за Даугавою

Клинки свои втыкает.

Она гремит по гравию

И смелых окликает.

На небе туча — занавес,

Бурлят бугры, буруны.

Садись за весла, Саулит,

Греби на берег, Бруно!

На нас волна-волчица

Сердито зубы скалит.

О, как бы не проститься

С женой любимой Скайдрит!

Ревет река неистово,

Но — богатырь у весел!

Он волосы волнистые

На лоб небрежно бросил.

Гребет! И волны колются

И падают с наклоном.

Он с Даугавой борется

И с богом Посейдоном!

Железные уключины

Пищат и стонут нежно.

Они давно приучены

К суровости мятежной.

Река — ее величество,

Вода — сплошные ямы.

Ну что, поэт лирический,

Поди забыл про ямбы?

Улыбка намечается

В лице его серьезном.

Такие не отчаются

Перед редутом грозным!

Звериным, рысьим выгибом

Волна волну торопит.

Мы выплывем, мы выгребем,

Река нас не утопит!

1961

Вычегодская мадонна

Вычегодская мадонна,

Шея — белые снега.

К ухажерам непреклонна,

К темным личностям строга.

Платье греющего цвета

И рисуночек рябой.

Будто вся она одета

Летней радугой-дугой.

— Мне на речку мамой велено! —

Говорит она смеясь.

А под бровью, как под берегом,

Ходит глаз, как ярый язь.

Вот она выходит к Вычегде,

Вся как стройное весло,

Осторожно ставит ичиги,

Чтобы в речку не снесло.

Ставит ноженьку на камушек,

На белый, что яйцо,

Из корзины вынимает

Голубое бельецо.

Бьет вальком по синей юбке,

Раз и два и три раза.

А за ней следят из рубки

Капитанские глаза.

— Ах, заметьте! Ах, страдаю!

От любовных гибну мук.

Я с собой не совладаю,

Выпадает руль из рук!

Снизошла она, взглянула

На того, кто кудреват.

Сто ресниц, сто стрел Амура

В капитана вдруг летят!

— Слышать это мне нелестно,

Если вы из-за любви,

Из-за личных интересов

Так рискуете людьми!

Бровь кокетливо ломает

И, прелестнейшая лань,

Энергично выжимает

Чисто вымытую ткань.

А из рубки обалдело

Капитан речной глядит

И гудком, совсем не к делу,

Вдоль по Вычегде гудит!

1961

Устюжанки

Шли бабы с туесами

По полю, овсом.

И рассуждали сами

Решительно о всем.

Одна была рябая.

Такая рябина

Бывает рано утром

На реке Двина.

Другая — вся пунцовая,

Как маки у плетней,

Наталья Огурцова,

Мать семерых детей.

А третья вся, как сыр, кругла,

Как белая лилия,

Как луна из-за угла,

Когда ее всю вымыли.

Все три не парижанки,

«Пардону» нет в словах,

Все три устюжанки,

Выросли в лесах.

Около клюквы,

Около зайчих,

И книжные буквы

Не жаловали их.

Одна сказала: — Совесть

Должна быть у всех. —

Другая возразила:

— Есть, но не у всех!

Одна сказала: — Солнце —

Раскаленный шар,

Спусти его пониже,

Получится пожар.

Другая уверяла,

Что град все тот же лед,

А третья горевала,

Что зять весь месяц пьет.

В бору все три умолкли, —

Другой был интерес.

Глаза их, как бинокли,

Обшаривают лес.

Вошли они в орешник,

Под птичий шум и крик.

Мерещился им леший,

А это был лесник!

А сыновья их где-то,

Во всех концах земли,

В университеты

С учебниками шли.

1961

Три топора

Идут три плотника веселых,

Три топора и две пилы.

За что во всех поречных селах

Их приглашают во дворы?

За то, что сказочно и чудно

Они владеют ремеслом,

При их содействии нетрудно

Пустить все старое на слом.

Все могут сделать! Даже гусли.

И не кому-то, а Садко!

Река их жизни в этом русле

Течет правдиво, глубоко.

Идут мои мастеровые,

Три молодца как на подбор.

— Вы чьи, ребята?

— Мы двинские.

Свой род ведем из Холмогор.

И вот уже встают стропила,

И щепки свежие летят.

И с вдохновенным жаром-пылом

Все три топорика блестят!

1961

Хмель

Н. Рыленкову

День начинается,

Хмель завивается!

Выпустит листик,

Сделает винтик.

С веткой обнимется,

Кверху поднимется.

Здравствовать хмелю

Эту неделю,

Даже вторую

Хмелю дарую.

Как я люблю

Его кольца витые!

Нравятся шишки

Его золотые.

Нравятся листья

В белых накрапах,

Нравится легкий,

Волнующий запах.

Хмель меня, видимо,

Располагает

Тем, что вершины

Своей достигает,

Сверху глядит

На двинское теченье.

Так бы и людям —

Без исключенья!

1961

* * *

На базаре, на самом краешке,

Где кончается толчея,

Продавала старуха варежки,

Покупал эти варежки — я.

Нитки были на совесть крученные,

Шерсть была натурально чиста.

— Хочешь белые, хочешь черные,

Хочешь в елочку —

         все цвета!

Взял я черные.

       — Кто их вяжет?

Сами вы или кто другой? —

И смотрю, а чего она скажет.

А старуха в слезу:

         — Милый мой!

Ох, какие глава сверкнули

Из-под бабкиных древних бровей.

— Гражданин! Вы на что намекнули?

Договаривайте скорей!

Я могу даже богу покаяться,

Спекулянтов в роду моем нет! —

Узловатые, старые пальцы

Стали вдруг достоверней анкет.

Искры глаз ее гневных и добрых

Подсказали уверенно мне:

Больше честных, чем грязных и подлых,

На трудящейся нашей земле!

1961

Ивы

На Иваньковском водохранилище

Заросли берега.

Ива — ивинка,

Ива — ивища,

Ива — просто карга!

Я плыву.

Острова,

Острова,

Острова.

Ива — девушка юная,

Ива — вдова!

В изголовье

По-вдовьи

Пространство и синь.

Где же муж?

Где же дочь?

Где же, милая, сын?

…Но седая молчит,