Собрание сочинений. Том 1. Стихотворения - [4]

Я жить хочу, я петь хочу,

Мне б крылья, я лететь хочу!

1940

Метель

К. Федину

Замела, закрутила:

— Я так, пошутила! —

Ничего себе шутка, эге,

Хлещет, будто кнутом, по ноге.

Взявши снегу охапку,

Поделала шапку

Да на крышу избы —

Здесь eй быть!

Запележен, в соломе,

В богатырском шеломе

Витязь снежный стоит,

И дыми-и-и-ит.

Курит трубку печную

И в темень ночную

Щурит глаз;

Р-раз! —

Снежной пылью взялась

Белоснежная риза

С карниза.

И пошла метель, закудесила,

Белый свет занавесила:

Ничего не видать!

Стала в окна кидать,

Изломала дороги,

На каждом пороге

Показала свой лик,

Закричала на крик

И завыла, волчонок,

Пугая девчонок,

Что к теплу материнских грудей,

Как меж добрых людей,

Приютились

И пьют молоко.

Далеко-о-о

По пустыне по снежной,

По равнине безбрежной

Слышны шутки, что шутит метель,

Попадется ей щель,

Заиграет на флейте,

Сиротою заплачет она:

— Пожалейте-е-е! —

Никого на ответ,

В мире жалости нет!

1942

Старушка

Старушка плетется,

Беззубо смеется:

— Ин, вишь, како дело,

Коза продается!

Сбывают нарошно,

Не очень молошна.

— Что пялишь глаза-то,

Нужна, что ль, коза-то?

Молоко густое…

— И-и-и, мелешь пустое,

Мы здешни, мы местны,

Нам козы известны! —

И дальше плетется,

Беззубо смеется:

— Что булки, аль сушки,

Аль напросто черный?

Да ты не втирайся,

Уж очень проворный!

А то вот — под шубу,

И дело с концами!

Где кашу-то брали?

Какая — с рубцами?

Вот на тебе! Пулей

Лети за кастрюлей.

Касатик, родимый,

Уважь мне, старушке,

Возьми без черёду,

Всего-то две сушки.

Да вы не орите,

Берите, берите!

Я так, попытала…

Согнулася, встала…

— Вчера ввечеру,

Вот те крест напужалась,

 Вор, думаю, лезет,

А вышло на жалость!

Стоит на пороге

В шинели безногий,

Тощой, да небритый,

Невзрачный, убитый:

«Мне б ночь ночевать,

Дом колхозника полон».

Пустила. Побыл до утра и ушел он,

Такие рассказывал страсти до свету,

Спросила: «Ты плачешь?»

«Слез, бабушка, нету!

И жизнь мне постыла,

И люди постыли.

Поймешь ли ты это?

Подай-ка костылик!

Пойду потихоньку,

Уже развиднелось».

Мне бедному чем-то

Помочь захотелось.

Стою чуть не плачу:

«Сударик, сударик,

Возьми-ка сухарик,

Возьми-ка сухарик!»

— Довольно болтать-то!

Четыреста, что ли?

— Четыреста, милый!

А сиверко в поле.

Сердешный дойдет ли,

Жену-то найдет ли?

Чать, где-нибудь строит,

Копает аль роет.

Ведь ныне везде так:

Всё эдак да эдак.

Иззябла я что-то,

И всю меня ломит,

И в сон меня клонит, —

Старушка плетется,

Беззубо смеется:

— Ин, вишь, како дело,

Стемнело, стемнело!

1942

Мать

За забором домок,

Над трубою дымок.

В двух окошках свет,

В третьем — нет.

Стала сыну мать

На войну писать.

Ничего не слышит,

Только пишет, пишет.

«Сколько темных ночек

Я не сплю, сыночек,

Весть подай скорей,

Поубавь скорбей!

Ветер в поле кружит,

Ох, и сильно вьюжит,

Вьюге ни во что,

Коль замерзнет кто».

Вышла утром в сенцы,

Защемило сердце,

Намело сугроб,

Ну, совсем как гроб.

Мать по сыну плачет:

Слезы в платье прячет:

— Нет, не может быть,

Чтобы был убит!

На бугре домочек,

Над трубой дымочек,

Смеркнулся денек,

Вспыхнул огонек.

Мать сидит вздыхает,

Скорбь не утихает.

Ничего не слышит —

Пишет… пишет… пишет!

1942

* * *

Колокольчик позванивал

Всю дорогу,

Каждый встречный выранивал:

— Ну, и народу!

Присаживался иногда,

Вынимал кисет.

— Какие берут года?

— Все!

Впереди нас маячило

Столько дуг, столько дуг.

Что бы все это значило?

Расставанье, мой друг!

Расставались с тобой

Мы на камском на льду.

— Где тебя, дорогой,

Я теперь найду?

В синем ли небе звездочкой,

В черном ли хлебе корочкой?

На лугу былинкой?

На шляху пылинкой?

Пусть уж будет враг

Подкопытный прах,

А тебе под каской-невидимкою

Сквозь бой пройти

Невредимкою.

Слезы наших разлук

Я умел беречь.

Я их помню, мой друг,

Не о них речь.

Слезы этой разлуки

Камский лед прожгли.

Они каплями ртути

Сквозь меня прошли.

Слезы этой разлуки,

Как ртуть, во мне,

Никогда их не высушить,

Ни в каком огне!

1942

Загорода [1]

Сильная, вороненая,

Ни дождем, ни ветром не ронёная,

На Ивана Купалу

Не помялась, не упала,

Вызрела, выстояла,

Напоказ себя выставила,

Напоказ, на виденье,

Как невеста на выданье.

  Я тебя, моя загорода,

Не продам ни за какие задорога,

Не дам с тебя ни единого цветка сорвать,

Не дам о тебе ни единого

Словца соврать,

По твоим задам

Проходить не дам:

Ни конному, ни пешему,

Ни ведьме, ни лешему,

Ни галкам, ни воронам,

Ни больным, ни здоровым,

Я сам тебя, моя загорода,

            выкуплю,

Я сам о тебя свою косу вытуплю,

В твоей росе звенеть моей косе,

Плохо ли, худо ли,

Гулять моей удали!

Твою траву кашивать

Моим рукам,

Твое сено кушивать

Моим коням.

Коса литовская,

Хватка московская,

У меня отец

Хоть куда косец!

Я чуть похуже,

Прокос чуть поуже.

Над моей над загородой

Шмель гудит.

У меня на косьбу

Плечо зудит.

На моей на загороде

Сарафан цветной,

Посмотри, полюбуйся,

Народ честной!

1942

Март

Везде в всюду сказывается

Март, старый капельмейстер.

Две капли с крыши скатываются,

Летят на землю вместе.

И падают на клавиши

Двух водосточных луночек,

От радости заплакавши,

Что снова неразлучны.

Что, если и поднимутся

Они обратно, наверх,

На этот раз обнимутся

Не как-нибудь, а навек.

Грачиного и галочьего

Март-месяц полон крика.

Он дирижерской палочкой

Нам воскрешает Грига.

По луночкам надраивает

Он радужную пену

И всю капель настраивает

На светлый звук Шопена.

И жмурится и светится

Капель, летя с карнизов,

Исполнена март-месяца

И всех его капризов.