Собрание сочинений. Том 1. Стихотворения - [2]

Шрифт
Интервал

Шестидесятые годы. Боков сидит на семинаре молодых поэтов. Вереница людей проходит перед ним. Звучат голоса. Лицо его наклонено, трудно прочесть на нем что-либо. Вот выходит юноша. Он произнес еще только первую строку, а Боков уже встрепенулся, очи разгорелись — он весь внимание, он весь горит, и юноша устремлен к нему, только к нему, он чувствует — услышан! С этой минуты комната преображается. Потолок словно отлетает, и у всех небо над головой. Стихотворение кончается. Боков требует: — Еще! Еще! Окружающие наэлектризованы, чувствуя, что здесь сейчас происходит явление поэта. Я не знаю случая, чтобы Боков ошибся в своих прогнозах относительно того или иного дарования.

Проза Бокова?

Вот уж нет! Такого не бывает.

Правда, он порой пишет не в рифму, даже статьи пишет, но думаю, что прозы у Бокова быть но может. Возьмите любой рассказ из его — я назвала бы ее поэмой — книги «Над рекой Истермой": любой рассказ — живое стихотворение, до краев боковское. Возьмите любую статью — тоже чисто поэтическое явление, та же неоглядная смелость мысли, яркость и резкость чувств, что в стихотворениях.

А названия его книг!

«Яр-хмель».

«Ветер в ладонях».

«Заструги».

Особенно люблю название «Весна Викторовна».

Так! так! баловницу атакую, Виктор Федорович, правильно! Кто же она вам, как не родная дочь?! Не ее ли первый дождь так сильно озвучен вашими словами:

Падают полчищем стрелы косые
В гати, в горелые пни и хвою.
Эта земли моя, это Россия,
Я нараспашку у речки стою.
Скольким дождям подставлялись ладони
В поле, в седле, на плотах в камыше!
Слушал я их то в горах, то в вагоне,
В пахнущем дынями шалаше…

Не с нею ли у вас интимнейшие отношения установлены:

Была береза ранена
Осколком в левый бок,
Но так же в утро равнее
В ней бродит вешний сок.
Стоит, на солнце греется,
Белым-бела, как снег.
На лучшее надеется,
Совсем, как человек.

Легко представляю себе умного и зоркого критика, который найдет истоки поэзии Виктора Бокова в частушке, былине, народной песне, протянет ниточку к Кольцову, Никитину, Некрасову, Есенину, Клюеву. Если критик к тому же еще и глубок, он увидит у Бокова традиции Пушкина и Тютчева и, обнаружив все это, застынет перед такими строчками.

Мы с тобой два белых горностая,
Мех у нас один, в одну красу.
И квартира наша городская
Не в Москве — в большом глухом лесу…
Мы не пассажиры, не на полке,
Нас уносят вдаль не поезда,
Мы на высоченной старой ёлке,
А она не едет никуда!

Это уже чистый Боков — с его юморком, озорством, неоглядной смелостью сравнений и метафор, с его собственным миром, очень злободневным, живо откликающимся на реалии жизни. Боков — сам дающий традицию поколению — сумей только взять.

Любовная лирика Виктора Бокова — предмет особого разговора. В наше время, когда женщина сама активно заговорила стихами, лирическое начало в мужской поэзии как-то поугасло. Особенно это касается послевоенного поколения. Любовная лирика стала делом второстепенным, ей отводится, как правило, несколько страниц в конце того или иного поэтического сборника, да и то за светлым образом героя не видно лирической героини.

Боков может назвать сборник «Алевтина» — и целиком посвятить его любовной, лирической теме. Как всегда, здесь он смел неоглядно.

Встречались мне ханжи, шокированные боковскими стихами о любви.

Но вот сами стихи:

Гори, разгорайся,
Грозою грози мне, любовь!
Напитки и пытки,
Любовное зелье готовь!
Я выпью!
Мне мил твой
Спасительный, сладостный яд.
Пожары, пожары кругом…
Это дни нашей жизни горят.
Пылают озера.
Вода ключевая кипит.
Весь в саже,
Амур, как пожарник,
Не спит.
— Тушите! — кричит он.
Бьют струи По крыльям огня,
И, странное дело,
Они попадают в меня!

Вликодушие, благородство — исконные черты русского характера — отчетливо видны в лирике, обращенной к женщине:

Я вас любил так искренне, так нежно,
Как дай вам Бог любимой быть другим —

говорит Пушкин.

… с тобой настоящее горе
Я разумно и кротко сношу
И вперед — в это темное море —
Без обычного страха гляжу,—

говорит Некрасов.

Ах, метель такая, просто черт возьми,
Забивают крышу белыми гвоздьми.
Только мне не страшно, и в моей судьбе
Непутевым сердцем я прибит к тебе —

говорит Есенин.

Я тобой владеть не буду
Ни по лету, ни к зиме,
Только б ты была повсюду,
Только б пела на корме —

говорит Боков.

Не сравнивая никого ни с кем. ибо сравнения поэтов — дело глупое и ненужное, хочу заметить, что традиция лирического благородства у Виктора Бокова исключительно выдержанна. Его любовь к женщине, к героине естественно и традиционно перерастает в любовь к земле, к матери, к сестре, к незнакомой крестьянке. Этот переход органичен и, как правило, незаметен:

Я видел Россию.
Она подымалась
Туманом над речкой
И светлой росой.
Шла женщина русская
И улыбалась.
За женщиной следовал
Мальчик босой…

Все, к чему прикасается Боков, становится предметом поэзии, словно оживает под его взглядом. Однажды я сказала ему:

— Ненавижу слово «телефон». Не могу его впустить в стихи. Для меня это плохое слово.

— А для меня плохих слов нет, — улыбнулся Боков и утром следующего дня позвонил, прочитал:

Мне твой голос, как спасение,
Пробуждение от сна.
Я хожу, как ночь осенняя,
Твой звонок и я — весна!

Еще от автора Виктор Фёдорович Боков
Наш Современник, 2008 № 09

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Собрание сочинений. Том 2.  Стихотворения

В том вошли стихотворения 1960–1980 годов из книг: «Алевтина», «Три травы», «В трех шагах от соловья», «Ельничек-березничек», «Стежки-дорожки».


Стихи

Род. в д. Язвицы Московской обл. Родился в крестьянской семье, работал шлифовальщиком. Учился в Литинституте с 1934 по 1938 год. После был арестован и оказался в Гулаге, а затем в ссылке. Вернувшись, жил в бедности: "Я ходил месяцами с небритым лицом, вспоминал петербургские ночи Некрасова, я питался, как заяц, капустным листом, а меня покрывала и ржа и напраслина… Я ни разу. Коммуна, тебя не проклял — ни у тачки с землей, ни у тяжкого молота… Весь я твой! Маяковский и Ленин — мои!.." — он писал эти стихи о коммуне и, конечно, не знал, что именно Ленин подписал первый декрет о создании первого лагеря для политзаключенных, одним из которых стал сам поэт.


Собрание сочинений. Том 3. Песни. Поэмы. Над рекой Истермой (Записки поэта).

В том вошли песни разных лет, поэмы, книга прозы «Над рекой Истермой» (Записки поэта).


Рекомендуем почитать
Курортник

Во второй том входят следующие произведения: «Кнульп», «Курортник», «Степной волк».Повесть «Курортник» (1925 г.) — плод раздумий писателя о собственной жизни, о формах и путях преодоления конфликта между Духом и природой, личностью и коллективом.Перевод с немецкого В. Курелла.Комментарии Р. Каралашвили.Герман Гессе. Собрание сочинений в четырех томах. Том 2. Издательство «Северо-Запад». Санкт-Петербург. 1994.


О мышах и людях

В повести «О мышах и людях» Стейнбек изобразил попытку отдельного человека осуществить свою мечту. Крестный путь двух бродяг, колесящих по охваченному Великой депрессией американскому Югу и нашедших пристанище на богатой ферме, где их появлению суждено стать толчком для жестокой истории любви, убийства и страшной, безжалостной мести… Читательский успех повести превзошел все ожидания. Крушение мечты Джорджа и Ленни о собственной небольшой ферме отозвалось в сердцах сотен тысяч простых людей и вызвало к жизни десятки критических статей.Собрание сочинений в шести томах.


Робин Гуд

Роман Дюма «Робин Гуд» — это детище его фантазии, порожденное английскими народными балладами, а не историческими сочинениями. Робин Гуд — персонаж легенды, а не истории.


Царь-рыба

Самобытный талант русского прозаика Виктора Астафьева мощно и величественно звучит в одном из самых значительных его произведений — повествовании в рассказах «Царь-рыба». Эта книга, подвергавшаяся в советское время жестокой цензуре и критике, принесла автору всенародное признание и мировую известность.Собрание сочинений в пятнадцати томах. Том 6. «Офсет». Красноярск. 1997.