Собрание сочинений. Том 1. Стихотворения - [39]

Шрифт
Интервал

Там за шумными самоварами,
Не смолкая, беседа идет.
Про картошку да про покосы,
Про телят, про утят и цыплят.
А какие там светлые косы
У моих деревенских девчат!
Что мне мешкать? Сейчас же уеду!
Жить естественней, проще начну.
Я наказывал: буду в среду,
Что мне ждать, я во вторник махну!
1960

Земное притяжение

Облака меняют очертания,
Ощутимость, цвет, величину.
Вот кому всю жизнь давай скитания
И оседлость наша ни к чему.
Мать моя свою деревню Язвицы
На Москву не может променять.
Рано утром из Загорска явится,
А под вечер примется вздыхать.
Не сидится старой: — Как там дома?
Как блюдет порядки глаз отцов?
Не упала ли труба от грома,
Не клюют ли куры огурцов?
Уж не нашу ль вишню козы гложут?..
Уж не наша ль изгородь худа?.. —
Быстро соберется, все уложит.
— Мне, — вздохнет, — сынок, скорей туда!
Я прошу: — Ну, сделай одолжение,
Поживи, понравится тебе! —
Но ее земное притяжение
К своему шестку, к своей трубе.
Из нее и дым иного свойства,
И особый запах молока!..
Этого святого беспокойства
Вам не знать, скитальцы-облака!
1960

* * *

Как пряно пахнет полдень у кювета.
В луга меня дорога увела.
Какое замечательное лето!
Какая щедрость красок и тепла!
За молодым сосновым перелеском
Кузнечиков сплошные веера
Взрываются с сухим и звонким треском,
Когда нога вступает в клевера.
Я называю травы поименно:
Вот мятлик, вот лисичка, вот пырей.
Не потому ли все они влюбленно
Меня зовут: — Иди, иди, скорей!
Тут для тебя горошек лиловатый,
Как кружевница, вяжет кружева.
Иду счастливый и невиноватый.
А счастье в том, что мать еще жива!
Исток мой главный и родник звенящий,
Я чище и целебней не найду!
И если, как поэт, я настоящий,
То только потому, что мать люблю!
Она мне родина! Ручьи и водопады!
Она мне радость и печаль полей.
И все свои заслуги и награды
Я не себе присваиваю — ей!
1960

Слова

Как голуби слетаются слова.
— Давай работу! — требуют резонно.
Они, как в океане острова,
Спасут меня, седого Робинзона.
— Все в сборе?
— Все! —
Еще одно словцо,
Чумазое, явилось из котельной.
— Вставай сюда! Твое лицо
Как раз к моей компании артельной.
Загоготал простой словесный люд
И к новобранцу-слову льнет с допросом:
— Ты где шатался? Признавайся, плут!
— Вниманье! Тишина! Мы после спросим.
Я маршал.
Объявляю смотр словам.
Стоит мое подтянутое войско.
И гул уже несется по рядам:
— Веди в атаку!
Мы с тобой! Не бойся!
Сраженье началось.
Труби, горнист!
Не упусти высокого мгновенья!
Еще минута — и на белый лист
Строку к строке поставит вдохновенье!
1960

Дрозд

Дрозд, наверно, декламатор,
Голос хриплый, хвастать нечем.
Мне, признаться, непонятно,
Почему он назван певчим.
Может, это по знакомству
Или по непониманью?
Слышите, с каким упорством
Он трещит над ранней ранью?
Иль рябины наклевался,
Иль рябиновки напился,
Иль давно не занимался,
Если с первой ноты сбился?!
Дрозд, оставь свои потуги,
Знай, певцы получше были,
Брось лесной вокал, покуда
За нахальство не избили.
1960

* * *

Поэты! Не гнушайтесь песен,
Пишите их — они нужны.
Коль рот раскрыть в застолье нечем,
Мы виноваты! Мы должны!
Мы!
Горько мне, что для России
Вам жалко песенной строки.
И выплывают расписные
Халтурщики-текстовики.
Поэты! Это нам позорно,
За это надо нас на суд,
Что высеваются не зерна
В людские души, а овсюг!
1960

* * *

Гремлю, как дождь
В водосточной трубе,
Лопаюсь, как спелый
          стручок гороха.
Все, что есть, отдаю тебе,
Моя эпоха!
Фабрики ткут —
        дым из труб,
Станы прокатные сталь катают.
А у меня слова срываются с губ
И за душу жгучим ознобом хватают.
Им нравятся ранние поезда,
Им нравится быть с машинным стуком.
Они нежнее тычинок дождя,
Грубее шершавых солдатских сукон.
Стихи — моя наковальня: тук-тук!
Мои озорные трехструнные песни.
Поэзия! Ты не собрание скук,
Не выставка глупости, чванности, спеси!
Вся как радуга,
Вся как вызов,
Вся как звончатый,
         радостный смех.
Это ты ныряешь с карнизов,
Пробивая мартовский снег!
1960

* * *

Я в рай не попаду — я слишком грешен!
Жалеть ли, сокрушаться ли о том?
Мне будет раем громкий дождь черешен,
Который я ловлю горячим, жадным ртом.
Мне будут раем голоса живущих,
Шторм на море и шлюпки вдоль бортов,
Мне будет адом, если в райских кущах
Я не найду простых, земных сортов.
Мне будет адом, если где-то рядом
Любовь подменит бытовой эрзац,
Преследовать начнет ревнивым взглядом
И верностью ненужною терзать.
Жить без любви — преступное увечье,
Уродство, оскорбление земле.
Мне будет раем — правда человечья.
Во всем! И в поцелуе в том числе!
1960

* * *

В. Сякину

Ревет зима белым зверем,
Поет зима озябшим ртом.
Стучит зима в снежный терем
Своим промерзшим прямым хвостом.
Медведь спросонку спросит:
              — Кто там? —
Зима ответит:
       — Я пришла.
— Чего ты жмешься к чужим воротам —
Своей берлоги не нашла?
Пойдет зима, как беспризорник,
И не прилечь и не присесть.
Ей ветер скажет: — Ты сезонник,
И для тебя — бараки есть!
Зайдет зима в барак постылый
В своих поношенных пимах.
И, удивившись, спросят:
            — Милый,
А где же все?
       — А все в домах!
1960

* * *

Коршуны, крылатые пираты,
Разгулялись над сосновым бором,
Разлетались над лесною глушью,
Раскричались над безмолвьем полдня.
Где-то в гнездах дремлют коршунята,
Чистые, невинные младенцы.
И они, дай срок, окрепнут в крыльях

Еще от автора Виктор Фёдорович Боков
Наш Современник, 2008 № 09

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Собрание сочинений. Том 2.  Стихотворения

В том вошли стихотворения 1960–1980 годов из книг: «Алевтина», «Три травы», «В трех шагах от соловья», «Ельничек-березничек», «Стежки-дорожки».


Стихи

Род. в д. Язвицы Московской обл. Родился в крестьянской семье, работал шлифовальщиком. Учился в Литинституте с 1934 по 1938 год. После был арестован и оказался в Гулаге, а затем в ссылке. Вернувшись, жил в бедности: "Я ходил месяцами с небритым лицом, вспоминал петербургские ночи Некрасова, я питался, как заяц, капустным листом, а меня покрывала и ржа и напраслина… Я ни разу. Коммуна, тебя не проклял — ни у тачки с землей, ни у тяжкого молота… Весь я твой! Маяковский и Ленин — мои!.." — он писал эти стихи о коммуне и, конечно, не знал, что именно Ленин подписал первый декрет о создании первого лагеря для политзаключенных, одним из которых стал сам поэт.


Собрание сочинений. Том 3. Песни. Поэмы. Над рекой Истермой (Записки поэта).

В том вошли песни разных лет, поэмы, книга прозы «Над рекой Истермой» (Записки поэта).


Рекомендуем почитать
Курортник

Во второй том входят следующие произведения: «Кнульп», «Курортник», «Степной волк».Повесть «Курортник» (1925 г.) — плод раздумий писателя о собственной жизни, о формах и путях преодоления конфликта между Духом и природой, личностью и коллективом.Перевод с немецкого В. Курелла.Комментарии Р. Каралашвили.Герман Гессе. Собрание сочинений в четырех томах. Том 2. Издательство «Северо-Запад». Санкт-Петербург. 1994.


О мышах и людях

В повести «О мышах и людях» Стейнбек изобразил попытку отдельного человека осуществить свою мечту. Крестный путь двух бродяг, колесящих по охваченному Великой депрессией американскому Югу и нашедших пристанище на богатой ферме, где их появлению суждено стать толчком для жестокой истории любви, убийства и страшной, безжалостной мести… Читательский успех повести превзошел все ожидания. Крушение мечты Джорджа и Ленни о собственной небольшой ферме отозвалось в сердцах сотен тысяч простых людей и вызвало к жизни десятки критических статей.Собрание сочинений в шести томах.


Робин Гуд

Роман Дюма «Робин Гуд» — это детище его фантазии, порожденное английскими народными балладами, а не историческими сочинениями. Робин Гуд — персонаж легенды, а не истории.


Царь-рыба

Самобытный талант русского прозаика Виктора Астафьева мощно и величественно звучит в одном из самых значительных его произведений — повествовании в рассказах «Царь-рыба». Эта книга, подвергавшаяся в советское время жестокой цензуре и критике, принесла автору всенародное признание и мировую известность.Собрание сочинений в пятнадцати томах. Том 6. «Офсет». Красноярск. 1997.