Собрание сочинений. Том 1. Стихотворения - [33]

И брови черные густые

Сводил упрямо у руля.

— По ней ребята холостые

Иссохли хуже ковыля!

Летело в степь воображенье.

Я вдаль глядел и представлял,

Что к ней с серьезным предложеньем

Целинный ветер приставал.

Навстречу нам орлы летели

В степных озерах воду пить,

А где-то так душевно пели,

Что мне в степи хотелось жить!

1959

Не старинная Самара

Некий скептик осушал

Содержимое фужера.

В пьяном виде вопрошал:

— Что Россия? Царь и вера!

Мед, вощина, лен, пенька,

Колокольчик — дар Валдая,

Балалайка паренька,

Лапти вятского дедая.

Хлев овечий, сеновал,

Подпоясанное лихо,

Трехведерный самовар,

Трехобхватная купчиха.

Целовальник, даль, погост,

Воры, нищие и храмы…

Были версты — нету верст:

Километры, килограммы.

Киловатты, рев турбин,

От ракеты тень косая.

Труд, когда он властелин,

Всю земельку сотрясает!

Изменилась на корню

Старорусская картина.

Я на празднике стою

Там, где волжская плотина.

Улица среди воды!

Тюбетейки, платья, блузки,

Жигулевские сады

И цветы на бывшем русле!

Миллионы киловатт

Разбегаются по свету.

Ходит тот, кто виноват,

Кто возвел плотину эту.

Не старинная Самара,

Не чаи у самовара —

Бой воды в бетон и сталь.

Можно ль не заметить взору,

Как шагают мачты в гору,

В электрическую даль?!

1959

Люберцы

Как вам ездится?

Как вам любится?

Как вам нравится

Город Люберцы?

Асфальтированными

Проспектами

Ходят девушки

С конспектами.

Не пустячные

Увлечения —

Школы средние,

Вечерние.

Не любовное

Поветрие —

Синус-косинус,

Геометрия.

Глянешь в Люберцы,

Глянешь в Бронницы —

В каждой улице

Что-то строится.

Что-то строится,

Воздвигается,

Так у нас

И полагается,

Потому что

Власть советская —

Это действие

Совместное.

Мы растем во всем

И ширимся

И с застоем

Не помиримся.

Фонари такие

Белые,

Словно их

В молочной сделали.

Ходят люди,

Ходят парами,

С патефонами,

С гитарами.

Город Бронницы,

Город Люберцы,

Сколько девушек

Нынче влюбится!

Сколько юношей

Скоро женится,

Сколько к лучшему

Переменится!

1959

* * *

Тишина. Кукушка. Травы.

Я один в лесу глухом.

Ни тщеславия, ни славы —

Только мох под каблуком.

Только высвисты синичьи,

Тихое качанье трав,

Да глаза глядят по-бычьи

У воды лесных канав.

Да приятная истома,

И сознанье, что ты весь

Нераздельно арестован,

А темница — темный лес.

И не страшно, если коршун,

Словно узник из цепей,

Стонет в небе: — Мир мне тошен!

Так и надо — кровь не пей!

1959

Дороховы

Цвет черемухи пахнет порохом,

Лебединые крылья в крови.

Уезжает четвертый Дорохов,

Мать родимая, благослови!

Первый пал у Смоленска, под Ельней,

Не напуганный смертью ничуть,

В тишину запрокинув смертельно

Свой пшеничный смеющийся чуб.

А второй — где отыщешь останки?

Подвиг мужествен, участь горька,

Стал он пеплом пылающим в танке

И героем в приказе полка.

Третий Дорохов в рукопашной

На окопы фашистов шагнул.

Как ветряк над рязанскою пашней,

На прощанье руками взмахнул.

Что с четвертым? И он бездыханен

В госпитальной палате лежит.

Нагибаются сестры: — Ты ранен? —

Но четвертый… четвертый молчит.

Ходит Дорохова и плачет,

Ходит, плачет и ждет сыновей.

Никакая могила не спрячет

Материнских тревог и скорбей.

И лежат в позабытой солонке,

Тяжелее надгробий и плит,

Пожелтевшие похоронки,

Где одно только слово: убит.

Чем утешить тебя, моя старенькая,

Если ты сыновей лишена?

Или тем, что над тихою спаленкою

Снова мирная тишина?

Знаю, милая, этого мало!

Нет их! Нет! Свет над крышей померк.

Для того ли ты их поднимала,

Чтобы кто-то на землю поверг?

Ты идешь с посошком осторожно

Вдоль прямого селенья Кривцы.

Под ногами звенит подорожник,

Осыпая лиловость пыльцы.

1959

Ленин в Разливе

Ночь сказала: я огни гашу!

В этом у нее рассудок здравый.

Как он шел к Разливу, к шалашу?

Под ногой шумел песок иль гравий?

Кто его будил? Рассвет? Лучи?

Или песня гнева — «Марсельеза»?

Кто был рукомойником? Ручьи?

Или ковш из черного железа?

Он — косарь. И падает трава

Под его косой рядками ровно.

И растут, растут, растут слова:

Промедленье гибели подобно!

Вянет сено. Тонок аромат.

Как бодрят своим настоем сосны!

Подождем немного — и ломать

Дом, в котором людям жить несносно!

Косит он. А рядом Емельянов.

Машинист, потомок Пугача.

Не беда, что из дворян Ульянов, —

У него рабочий мах плеча!

1959

Осеннее

В поле колкое жнивье

В небо выставило спицы.

Гнезда — больше не жилье,

Не жильцы в них больше птицы.

Ходит ветер по стерне,

По соломенной подстилке,

Завывает в шестерне,

В барабане молотилки.

Отдыхать земля легла

И опять затяжелела,

Что она для нас могла,

То она не пожалела.

Под навесами плуги.

Поле. Дождь. Засохший донник.

Там грачиные круги,

Журавлиный треугольник.

Всюду кончен обмолот,

В закромах зерно осело.

В думах все наоборот:

Ждали жатвы — ждем посева!

1959

Снег

Очередь снежком припорошена,

А троллейбуса нет и нет…

В жизни так много хорошего,

Вот хотя бы — снег!

Он на шапках

И на беретках,

Несказанно нежен и бел,

И ему не надо билетов,

Он на крышу

Троллейбуса сел.

Я люблю тебя, снег!

Ты слава

И краса наших русских полей.

Как ты ловко устроился справа,

На ресницах соседки моей!

Как ты тихо

Садишься на скверы,

Отдыхаешь на чьей-то груди.

Побелевшие милиционеры

Машут палочкой:

        — Проходи!

Стало таять.

Наполнились снежницы

Зябкой влагой,

Грачиным питьем.

Скоро двинутся

Белые беженцы

Своим вечным путем.

А пока она падают,

         сеются,

Изменяют свой вид

И поземкою стелются,

Если чуть заветрит.