Собрание сочинений. Том 1. Стихотворения - [19]

Веселая гармонь.

И не беда, что хают,

Бранят подчас ее,

Она не утихает

У сердца моего.

Ее разлив сиренев,

Ее печаль светла.

Она душа селений,

Она в народ вросла.

Не сможет и граната

Убрать гармонь с плеча.

Она — сестра таланта,

В ней удаль горяча.

Она проста, как правда,

Как створки у ворот.

И для нее награда —

Душа на разворот!

По-песенному кормно

Она насытит нас.

Кому с гармошкой скорбно,

Рекомендуем джаз!

1956

Радуга

На́ небе туча, как платьице летнее,

С кружевцем беленьким по подолу,

Над семихолмьем Москвы семицветие

Выгнуло яркую спину свою.

— Радуга! — слышатся возгласы звонкие.

— Радуга! — тянутся руки в зенит.

Как бесквартирная, встала над стройками,

Где листовое железо гремит.

Вот уж она на Серпе и на Молоте.

Сталелитейщики стали вздыхать:

— Вся она в жемчугах, вся она в золоте,

Нам бы ее на стану прокатать!

Вот уже радуга наша в Иванове,

Не удержали ее москвичи!

Видя такое жар-птичье пылание,

— Ситец! — с восторгом сказали ткачи.

В Волге уже ее веер павлиновый,

Недалеко и до Сальских степей.

— Спинка стерляжья, а бок осетриновый! —

Шутят по-волжски ловцы у сетей.

К Черному морю отправилась с Каспия,

Честь отдает ей военный моряк:

— Нам на тельняшки бы эту цветастую,

Чтобы украсить Октябрьский парад!

День был такой, что смотрели на радугу

В поле, на море, в цеху у станка.

День был такой, что поэзия радости

В сердце рождалась, как сталь и шелка.

1956

Великие проводы

Холодной зимой

Под гудение провода

Я видел на Каме

Великие проводы.

Навалом в санях

Новобранцы, как месиво.

В дорожных мешках

Подорожное печево.

Навеки отчаяся,

Платочками машучи.

С сынками прощаются

Согбенные матушки.

Пока не острижены

Их чада любимые,

Пока не обижены

Своими старшинами.

Еще угловатые,

Домашне-наивные,

Как снег, непомятые,

Садовые, тминные.

Еще не обстреляны,

Еще не обучены,

Ресницы стыдливо

На слезы опущены.

Уходят обозы

По наледи Камою.

А с кровель не слезли —

Сосульки упрямые!

Тоска молодая

Просторами лечится.

Ведь с вами родная

Матерь-Отечество.

Рукою нас гладит

На раннем побужденье,

На сани нас садит,

Хлопочет об ужине.

А ночью не спит,

Душит дума угрюмая,

О первом окопе

Рыдаючи думает.

Но крепко храпят

Разбиватели Гитлера,

Такие простые,

Такие нехитрые.

Котомки у ног

Крепко петлями стянуты,

Портянки с сапог —

Как охранные грамоты.

Ночь. Месяц плывет

Над полями, над Камою.

А кто-то поет:

«Россия! Река моя!»

На месяце крест —

Это к горестям, к тяжестям.

Медведица ест,

К сену с конями вяжется!

Под берегом лед

Громко хлопает выстрелом.

А кто-то поет:

«Мы выживем! Выстоим!»

1956

Ненастье

Темно-синий сумрак туч,

Как сорняк, ползет по небу.

Не скользит горячий луч

По неубранному хлебу.

В дрань, в солому ветхих крыш,

Как пырей, вросло ненастье.

Жмется, как под крышу стриж,

Человеческое счастье.

Слякоть, грязь и неуют,

Дождь ко всем дворам протянут.

Люди песен не поют,

Из печурки пар портянок.

Присмирело воронье,

До костей оно промокло.

Побирушкою спанье

Пробирается под окна.

Льет и льет из всех решет,

Несмотря на общий ропот.

Землю бог не бережет,

Как щенка, нещадно топит.

Я надену сапоги,

Выйду в даль, дождями донят.

Может быть, мои шаги

Тучи на небе разгонят!

1956

* * *

Холодно, ветрено,

Дождь на обрыве…

Будто и нет меня

С вами, живыми.

Будто я — горечь,

Запах полыни,

Будто лоза винограда

В долине.

Будто я — ветви

Белесого лоха,

Будто и в смерти

Мне тоже неплохо.

Будто я вечно —

Зеленая туя,

Тихо расту себе,

Не протестуя.

Будто я — холмик,

Камень надгробья.

Кто-то приходит

Ко мне и сегодня.

Не узнает,

Что я — травы и вереск,

Соль Черноморья,

Кефалевый нерест.

Хочет в моем

Меня видеть обличье,

Будто я новый,

Не то же величье!

Нет! Я живой!

Ясно вижу и слышу,

Хлопаю дверью,

Прячусь под крышу.

Руки к огню

Простираю и греюсь.

Волю творю

И на счастье надеюсь.

1956

* * *

Пять памятников лета на лугу!

Не бронзовых — из донника и мяты.

Я заночую эту ночь в стогу,

Под облаками, мягкими, как вата.

Я попрошу у ночи слух совы,

У камышей — умения не зябнуть,

У скошенной, идущей в рост травы

Неистребимо жизненную жадность.

Придет рассвет, и пасмурен и мглист.

Я буду птичьим выкриком разбужен.

И на плечо мне сядет первый лист,

Как первенец осеннего раздумья.

1956

Я был ручьем

Е. Евтушенко

Я был ручьем под травами,

Я грузом был под кранами,

Я тек каширским током на Москву.

Меня за белы рученьки

Вели по трапу грузчики

К ржаному и соленому куску.

Каспийская, балтийская,

Соленая, смоленая,

Высокая, веселая волна

На грудь мою кидалася,

При встрече улыбалася,

Ласкала, как любимая, меня.

На яростном, и радостном,

И на сорокаградусном

Морозе я калил себя не раз.

Ветра меня проветрили,

Моря меня приметили,

Мне руку жали Север и Кавказ!

И чем я в жизни выстоял?

Душой ли гармонистовой,

Смирением ли девичьим,

Иль тем, что я — бунтарь?

Иду в лесах аукаю,

Не прячу и не кутаю

Свой травяной букварь.

А надо мною — радуги,

А подо мною — ягоды,

И льющийся, смеющийся,

Щебечущий восторг.

И сквозь настилы старые,

Как из подземной камеры,

Моя трава растет!

1956

Застольное слово

Нет! Не целил стихи свои в вечность!

Не рисуюсь я в этом, не лгу,

Я хотел, чтобы только сердечность

В них росла, как трава на лугу.

Не хотел я себе хрестоматий.

Пусть вольнее гуляет строка!

Я хотел, чтобы стих мой с кроватей

Подымался по зову гудка,

Шел на стройку в своей телогрейке

Класть бетон в угловые торцы,

Или где-нибудь струйкою в лейке