— Вон под тем мостиком немцы устроили железобетонное укрепление, — сказал Жубур. — Я послал одно отделение под командой сержанта, чтобы их там уняли. Сейчас дадут сигнал. Тогда можно будет атаковать в полный рост. Думаю, так мы сбережем и время, да и людей.
— Да, людей… О людях, Жубур, постоянно надо думать, — сказал Силениек, всматриваясь в мостик.
— Товарищ подполковник, разрешите идти, — сказал Аугуст. — Когда батальон пойдет в атаку, мне надо быть со своими ребятами.
— Да, друг, ступай. — Силениек кивнул головой.
Низко пригибаясь, Аугуст Закис побежал к своему участку.
В том месте, где был мостик, раздались один за другим несколько взрывов ручных гранат. Затем там все утихло и погрузилось в тьму. Где-то метрах в двухстах правее падали мины, а над насыпью опять зажглись ракеты. Теперь при свете их можно было видеть сотни белых фигур; зажав в руках винтовки и автоматы, они перебегали поле. Вначале их ничто не задерживало. Минометы двух наступающих батальонов сконцентрировали огонь на самой насыпи и на прилегающей к ней полосе по ту сторону ее. Когда атакующие подошли к насыпи, заговорило несколько немецких автоматов и винтовок.
— Довольно жидкие у них здесь силы, — сказал Жубур.
— Не ждали, что с этой стороны ударят.
Они сидели, согнувшись, в канаве, где был устроен командный пункт Жубура, и при свете ракет наблюдали за ходом боя.
Телефонист подал Жубуру трубку:
— Командир полка.
— Дай я поговорю… — Андрей придвинулся ближе к аппарату. — Нева первый? Нева второй слушает. Все в порядке. Бой идет за самую насыпь. Сопротивление не ахти какое… Нет, не надо. Если не справимся, сам попрошу огонька. Через четверть часа сможешь перенести свой командный пункт сюда. Если хочешь, пошлю к тебе связного. Как только насыпь будет в наших руках, сообщим.
Передав трубку телефонисту, Силениек сказал Жубуру:
— Старик предлагает помочь артиллерией. Я думаю, пока не стоит. Пусть подождут, когда начнут немецкие батареи…
— Да, так вернее, — согласился Жубур.
Шум боя доносился уже с той стороны насыпи.
— Кажется, мне пора, Андрей, подвинуться вперед. Там, под мостиком, будет отличный командный пункт для старика.
— Действуй, Жубур, ты здесь хозяин. Я пойду погляжу, что делается за насыпью.
— Тогда уж разреши проводить.
— Хорошо, пойдем.
Отдав своему начальнику штаба распоряжение о перемещении командного пункта, Жубур вместе с Силениеком направился через поле к насыпи. Дорогой им стали попадаться раненые, возле которых суетились санитары.
— В какой еще санбат? — спорил один сержант с санитаром. — Перевязывай скорее, чтобы кровь не шла. Мне скорей надо к своему взводу бежать, а то что ребята подумают…
— Пусть думают, что хотят, а ты больше не вояка, — сердился санитар. — Шутка ли, ладонь.
— Ну, не ной, не ной, бог подаст, лучше перевязывай проворней, — огрызнулся сержант.
Они обменялись еще несколькими едкими замечаниями. Силениек прислушивался к этому своеобразному спору и улыбался про себя: «Попробуй победить их!..»
— Ложись, Андрей! — услышал он тревожный крик Жубура. В следующую минуту в воздухе что-то заревело, совсем рядом раздался взрыв, и ужасный удар свалил наземь Силениека. Он почувствовал боль в верхней части живота. Она заполнила все тело, больше ничего не было, кроме этой боли, а потом все заслонила глубокая черная тьма. Взрывы продолжались. То ближе, то дальше в воздух взбрасывало комья мерзлой земли, и они снова градом падали на землю. Белое поле на глазах стало пестрым.
С большим запозданием немецкая артиллерия стала посылать с высот снаряд за снарядом, не подозревая, что бой уже перекинулся на запад от железнодорожной линии.
Когда Силениек очнулся, первое, что он почувствовал, была невыносимая тяжесть и слабость во всем теле: ему показалось, что на него навалилась каменная глыба и прижимает его к земле. Он дышал часто, неглубоко, и каждый вздох отзывался такой острой мучительной болью в груди и животе, что кружилась голова.
Постепенно глаза его различили в темноте маленький люк, через который в подвальное помещение проникал снаружи прохладный воздух и слабый сероватый свет. Помещение было тесное; на земляном полу, застланном плащ-палаткой, лежали под шинелями шесть человек. Двое стояли у примитивной лесенки и разговаривали.
— Скоро будет подвода, — сказала девушка, наверно санинструктор. — Но подполковника нельзя эвакуировать.
— Нельзя, — повторил мужчина. По голосу и по очертаниям фигуры Силениек узнал полкового врача Лукьянова. — Нет смысла мучить его. Больше часа едва ли проживет.
Лукьянов обернулся в сторону Силениека и встретил взгляд необычайно блестящих глаз раненого.
— Вы проснулись, — удивленно заговорил врач и подошел к Силениеку. — Это хороший признак. В вашем положении…
— Где я? Как там? — шептал Силениек. Ему казалось странным, что голос его совсем не звучит. — Шоссе… занято?
Лукьянов оглянулся на санинструктора, точно звал ее на помощь.
— Наши продвигаются, товарищ подполковник, — ответила девушка. — Немцы отходят к высотам. Эту деревню, где мы сейчас, тоже нынешней ночью освободили.
— Хорошо… Победа… наши идут вперед. Взяли… мои документы?
