Собрание сочинений - [23]

В погонах века своего,

как маленький простак,

вступай, мой пасынок, в него

с улыбкой на устах,

вдыхая сперму и бензин

посередине дня,

входи в великий магазин,

не вспоминай меня.

31. Комментарий

Увы, несчастливый пример

для тех, кто помнить и любить умел

свои несовершенные дела...

Но к нам идет жестокая пора,

идет пора безумного огня.

(О, стилизованный галоп коня,

и пена по блестящим стременам,

и всадник Апокалипсиса – к нам!)

Идет пора... Становится темней.

Взгляни на полуплоть полутеней,

взгляни на шевелящиеся рты -

о, если б хоть таким остался ты.

Ведь, может быть, они – сквозь сотни лет

каких-то полных жизней полусвет.

Огонь. Элементарная стрельба.

Какая элегантная судьба:

лицо на фоне общего гриба,

и небольшая плата наконец

за современный атомный венец

и за прелестный водородный гром...

О, человек наедине со злом!

Вы редко были честными, друзья.

Ни сожалеть, ни плакать здесь нельзя,

отходную столетию не спеть,

хотя бы потому, что не успеть,

хоть потому, что вот мы говорим,

а с одного конца уже горим

и, может статься, завтра этот День.

И кто прочтет мою поэму. Тень.

Огонь, огонь. Столетие – в ружье!

Но – плоть о плоть и влажное белье...

Огонь, огонь. Ты чувствуешь испуг.

...Но темнота и юной плоти стук

в ночи, как современный барабан

перед атакой, и выходит Пан

и не свирель, а флейту достает,

и лес полуразрушенный поет,

растут грибы и плещутся ручьи

сквозь сонные зачатия в ночи.

Играй, играй тревогу и печаль -

кого-нибудь оказывалось жаль,

но было поздно. Видимо, судьба.

И флейта, как архангела труба,

на Страшный Суд меня не позовет.

Вот шествие по улице идет,

и остается пятеро уже.

Так что там у Счастливца на душе.

32. Романс Счастливца

Ни родины, ни дома, ни изгнанья,

забвенья – нет, и нет – воспоминанья,

и боли, вызывающей усталость,

из прожитой любови не осталось.

Как быстро возвращаются обратно

встревоженные чувства, и отрадно,

что снова можно радостно и нервно

знакомцу улыбаться ежедневно.

Прекрасная, изысканная мука -

смотреть в глаза возлюбленного друга

на освещенной вечером отчизне

и удивляться продолженью жизни.

Я с каждым днем все чаще замечаю,

что все, что я обратно возвращаю, -

то в августе, то летом, то весною, -

какой-то странной блещет новизною.

Но по зиме и по земле холодной

пустым, самоуверенным, свободным

куда как легче, как невозмутимей

искать следы любви невозвратимой.

Но находить – полузнакомых женщин,

тела, дома и голоса без трещин,

себя – бегущим по снегу спортсменом,

всегда себя таким же неизменным.

Какое удивительное счастье

узнать, что ты над прожитым не властен,

что то и называется судьбою,

что где-то протянулось за тобою:

моря и горы – те, что переехал,

твои друзья, которых ты оставил,

и этот день посередине века,

который твою молодость состарил, -

– все потому, что чувствуя поспешность,

с которой смерть приходит временами,

фальшивая и искренная нежность

кричит, как жизнь, бегущая за нами.

33. Комментарий

Волнение чернеющей листвы,

волненье душ и невское волненье,

и запах загнивающей травы,

и облаков белесое гоненье,

и странная вечерняя тоска,

живущая и замкнутая немо,

и ровное дыхание стиха,

нежданно посетившее поэму

в осенние недели в октябре, -

мне радостно их чувствовать и слышать,

и снова расставаться на заре,

когда светлеет облако над крышей

и посредине грязного двора

блестит вода, пролившаяся за ночь.

Люблю тебя, рассветная пора,

и облаков стремительную рваность

над непокорной влажной головой,

и молчаливость окон над Невой,

где все вода вдоль набережных мчится

и вновь не происходит ничего,

и далеко, мне кажется, вершится

мой Страшный суд, суд сердца моего.

Я затянул, что дальше и нельзя.

Но скоро все окончится, друзья.

Да, слишком долго длится мой рассказ -

часы не остановятся для вас.

Что ж, хорошо. И этому я рад.

Мои часы два месяца стоят,

и шествие по улицам идет.

Толпа то убывает, то растет,

и, не переставая, дождик льет.

И жизнь шумит и зажигает свет,

и заболевших навещает смерть,

распахивая форточки квартир

и комнаты с багетами картин,

с пюпитрами роялей, с тишиной,

где Дочь с Отцом, где Бедный Муж с Женой

прощаются, и привыкаешь сам

считать по чувствам, а не по часам

бегущий день. И вот уже легко

понять, что до любви недалеко,

что, кажется, войны нам не достать,

до брошенных друзей рукой подать.

Как мало чувств, как мало слез из глаз

меж прежних нас и современных нас.

Так чем же мы сейчас разделены

с вчерашним днем. Лишь чувством новизны,

когда над прожитым поплачешь всласть,

над временем захватывая власть.

Октябрь, октябрь, и колотье в боку,

и самое несносное, наверно,

вдруг умереть на левом берегу

реки, среди которой ежедневно

искал и находил кричащих птиц,

и сызнова по набережным бледным

вдоль улочек и выцветших больниц

ты проносился, вздрагивал и медлил.

Октябрь, октябрь. Пойти недалеко

и одинокость выдать за свободу.

Октябрь, октябрь, на родине легко

и без любви прожить четыре года,

цепляться рукавом за каждый куст,

в пустом саду оказываться лишним

и это описанье правды чувств

опять считать занятием невысшим.

34

Все холоднее в комнате моей,

все реже слышно хлопанье дверей

в квартире, замирающей к обеду,

все чаще письма сыплются соседу,

а у меня – сквозь приступы тоски -

все реже телефонные звонки.

Теперь полгода жить при темноте,