Собрание речей - [9]

Некоторых Пасион уже пытался убедить, что вообще у меня здесь не было денег, говорил, будто я занял у Стратокла триста статеров. Вам надлежит и об этом выслушать, чтобы вы знали, какими доказательствами вооружившись, пытается он лишить меня денег.

Я, судьи, желая возможно больше вывезти из Понта денег, воспользовался намерением Стратокла плыть туда и попросил его свои деньги оставить у меня, в Понте же получить деньги от моего отца; я считал, что я много выигрываю, если деньги не подвергнутся опасности во время плавания, так как к тому же в то время лакедемоняне господствовали на море. Итак, полагаю, в этом нет еще доказательства, как это пытается представить Пасион, будто у меня не было здесь денег. У меня же надежнейшим доказательством наличия у меня здесь денег, данных ему на хранение, являются деловые отношения со Стратоклом. Ведь, на вопрос Стратокла, кто возместит ему деньги, если бы отец мой не выполнил моей просьбы, а он сам, приплыв сюда обратно, не застал бы меня, я указал ему на Пасиона, последний же согласился возместить ему и основной капитал и причитающиеся проценты. Однако, если бы у Пасиона не хранилось ничего мне принадлежащего, то неужели, думаете вы, он так легко согласился бы быть поручителем за меня на такую большую сумму? Пусть предстанут свидетели.

(Свидетельские показания)

Равным образом представлены будут свидетели того, что я отрицал пред доверенными лицами Сатира наличие у меня денег, кроме тех, которые я передал им, и что Пасион сам владел моими деньгами в то время, когда я сам признавал себя должным триста драхм, которые по доверенности получил от него. Гипподам — мой гость и близкий человек.

Я, судьи, находился в бедственном положении, о котором я вам уже сообщал: дома я лишился всего, что там было, находящиеся же здесь деньги я был вынужден передать прибывшим с Понта, у меня ничего не оставалось, за исключением того, что я мог сохранить, если бы удалось мне скрыть деньги, положенные на хранение у Пасиона. При таких обстоятельствах я признаю, что объявил себя еще должным ему триста драхм и во всем прочем поступал и говорил так, что на основании этого прибывшие с Понта могли всего более прийти к убеждению, что у меня денег нет. Вы без труда убедитесь, что это случилось не из-за отсутствия у меня денег, но с целью убедить посланцев Сатира. Прежде всего я представлю вам свидетелей, что мною с Понта привезено было много денег, затем других свидетелей, которые видели, что я прибегал к услугам меняльной лавки Пасиона, а также тех, которые покажут, что, при расчете на золото, я получил в то время более тысячи статеров. Кроме того, на нас был наложен чрезвычайный налог и, когда последовало назначение податных чиновников (для самообложения из граждан и гостей), я внес больше остальных гостей; будучи сам избран, я на себя наложил самый большой налог, за Пасиона же просил моих сотоварищей по должности, говоря, что он пользуется моими деньгами. Пусть предстанут свидетели.

(Свидетельские показания.)

Я привлеку в свидетели и самого Пасиона, действия которого подтверждают вышеизложенное. Ведь, то грузовое судно, за которое я дал большие деньги, по показанию одного лица, будто бы принадлежало какому-то делосцу. Когда я стал спорить и решил спустить судно на воду, доносчики так настроили совет, что сперва я чуть не был без суда предан смерти; в конце концов они согласились на то, чтобы я выставил поручителей. И вот Филипп, гость моего отца, явился на мой зов, но затем, испугавшись большого риска, поспешил оставить меня, Пасион же доставил мне поручителем за семь талантов Архестрата, менялу. Если бы (в случае несчастья со мною) он лишался незначительной суммы и знал, что у меня здесь ничего нет, то он никогда не выступил бы моим поручителем на такую большую сумму. Но ясно, что эти триста драхм он требовал с меня мне же в угоду, поручителем же за меня на семь талантов он стал, считая, что имеет достаточное обеспечение в виде денег, у него хранящихся. Итак, из самих поступков Пасиона я выяснил вам, что у меня здесь было много денег и что они находятся в его меняльной лавке; об этом вы слышали и от других осведомленных лиц.

Я полагаю, судьи, что вы отлично уже поняли, из-за чего мы спорим, если только вы запомнили, каковы были наши отношения в то время, а именно, что я отправил Менексена и Филомела с требованием выдать вклад, и Пасион сперва отказался. Отец мой, между тем, был в заточении, лишен всего имущества, а я из- за наличных бед не мог ни тут оставаться, ни плыть в Понт. Так вот, правдоподобно ли, что я, находясь в таком бедственном положении, стал бы предъявлять несправедливый иск или решился бы ограбить Пасиона из-за постигших меня несчастий и потому, что у меня было много денег? Но кто же когда-либо дошел до такой степени ябедничества, что сам, подвергаясь смертельной опасности, стал бы злоумышлять против чужого имущества? С какой надеждой или на что полагаясь, выступил бы я несправедливо против Пасиона? Или я думал, что, испугавшись моей силы, он тотчас отдаст мне деньги? Но не так действовал каждый из нас обоих. Не полагал ли я, начав тяжбу и притом вопреки справедливости, что встречу у вас больше доверия, чем Пасион, я, который собирался покинуть Афины, боясь, как бы меня не вытребовал от вас Сатир? Но зачем, ничего этим не достигая, мне нужно было ставить себя во враждебные отношения с тем, с которым у меня оказались самые тесные отношения из всех жителей этого города? И кто из вас решился бы приписать мне такое безумие и неопытность?