Собор - [28]

— Дайте-ка взглянуть на него. — Я подхожу поближе. Дело дрянь. — Как вы себя чувствуете, Холитц?

Холитц бессмысленно смотрит на меня и вдруг закатывает глаза.

— Его надо отвезти в больницу, — говорю я.

Бетти смотрит на меня и качает головой. Потом снова смотрит на Холитца. Дает ему другое полотенце. По-моему, она трезвая. Зато остальные пьяны вдрызг. И это еще слабо сказано.

До Коротышки наконец доходит, что произошло, и он повторяет мои слова:

— Давайте отвезем его в больницу.

Рик говорит:

— Я тоже поеду.

— Мы все поедем, — говорит Конни Нова.

— Лучше держаться вместе, — говорит Линда Кобб.

— Холитц, — снова обращаюсь я к нему.

— Мне не осилить, — говорит Холитц.

— Что он сказал? — спрашивает меня Конни Нова.

— Он сказал, что ему не осилить, — отвечаю я ей.

— Чего не осилить? О чем он говорит? — допытывается Рик.

— Чего-чего! — говорит Коротышка. — Я не расслышал.

— Он говорит, что ему не осилить. По-моему, он сам не понимает того, что говорит. Лучше отвезите его в больницу, — говорю я. И тут вспоминаю о Харли и правилах. — Здесь нельзя было находиться в такое время. Никому. Это запрещено. А теперь отвезите его в больницу.

— Давайте отвезем его в больницу, — говорит Коротышка так, будто эта мысль только что пришла ему в голову. Его, кажется, развезло больше всех. Прямо на ногах не стоит. В свете прожекторов, висящих над бассейном, волосы на его груди совершенно седые.

— Пойду пригоню машину. — Это говорит длинноволосый. — Конни, дай мне ключи.

— Мне не осилить, — говорит Холитц. Полотенце съехало ему на подбородок. А на лбу зияет рана.

— Принесите ему купальный халат. Не повезем же мы его в больницу в таком виде. — Это говорит Линда Кобб. — Холитц! Холитц, это мы. — Она тщетно ждет ответа, потом берет стакан с виски из рук Холитца и отпивает из него.

Я замечаю, что на нас смотрят люди. В квартирах вспыхивает свет. Освещенных окон все больше.

— Не мешайте спать, — орет кто-то.

Наконец длинноволосый выезжает на «датсуне» из-за дома и подруливает прямо к бассейну. Фар он не выключил. То и дело жмет на газ.

— Ради всего святого, не мешайте спать, — орет тот же самый голос.

Зрителей в окнах прибавляется. В любую минуту может появиться разгневанный Харли в своей неизменной шляпе. Потом понимаю, нет, Харли все это благополучно проспит. Пес с ним, с Харли.

Коротышка и Конни Нова ведут Холитца под руки. Можно сказать, волокут. Его шатает. Отчасти, конечно, из-за выпитого. Но, без сомнения, он еще и здорово расшибся. Его сажают в машину, потом туда втискиваются все остальные. Последней влезает Бетти. Ей приходится сесть кому-то на колени. Наконец они уезжают. Тот, кто истошно орал, с треском захлопывает окно.

Всю следующую неделю Холитц не выходит из дома. И мне кажется, что Бетти тоже бросила работу, поскольку мимо моего окна она больше не ходит. Завидев их мальчишек, я выхожу на улицу и спрашиваю напрямик:

— Как ваш отец?

— Голову ушиб, — говорит один из них.

Я жду, не скажут ли они что-нибудь еще. Но они молчат. Молча пожимают плечами и идут себе в школу, держа в руках портфели и сумки с завтраком. Позднее я пожалела, что не справилась об их мачехе.

Когда я вижу Холитца на балконе с забинтованной головой, он мне даже не кивает. Держит себя так, будто мы незнакомы. Будто он не знает меня или не хочет знать. Харли говорит, что с ним он ведет себя точно так же. Харли это не нравится.

— Что это с ним? — хочет знать Харли. — Проклятый швед. Что это у него с башкой? Избили его, что ли?

Я не отвечаю. Говорить об этом не хочется.

И вот в воскресенье вижу, как один из мальчиков выносит из дома коробку и укладывает ее в «универсал». Потом возвращается в дом. Но вскоре появляется еще с одной коробкой и опять оставляет ее в машине. Тут до меня доходит, что они готовятся к отъезду. Но с Харли я своим открытием не делюсь. Скоро сам все узнает.

На следующее утро Бетти присылает к нам одного из мальчиков. Он передает записку, в которой Бетти сообщает, что очень жаль, но им надо уезжать. Там же адрес ее сестры в Индайо, по которому мы можем переслать остаток денег. Ведь они уезжают на восемь дней раньше оплаченного срока. Она надеется, что, хотя они и не предупредили о своем отъезде за месяц, как полагается, остаток им все же вернут. И в конце: «Спасибо за все. Спасибо за то, что вы мне тогда сделали прическу. Искренне ваша, Бетти Холитц».

— Как тебя зовут? — спрашиваю я мальчика.

— Билли.

— Передай ей, Билли, что мне очень, очень жаль.

Харли читает записку и говорит, что они дождутся денег из «Фултон-террас», когда рак на горе свистнет. Он говорит, что не понимает таких людей: «Живут, будто все им обязаны». Потом спрашивает у меня, куда они уезжают. Понятия не имею, куда они уезжают. Может быть, возвращаются в Миннесоту. Откуда мне знать? Но все же не думаю, чтобы в Миннесоту. Наверно, попытают счастья где-нибудь еще.

Конни Нова и Коротышка сидят в шезлонгах на своих обычных местах, по разные стороны бассейна. Время от времени поглядывают на мальчиков Холитца, которые носят вещи в машину. Потом появляется и сам Холитц, через руку у него перекинута какая-то одежда. Конни Нова и Коротышка приветственно кричат и машут руками. Холитц смотрит на них так, будто видит впервые. Но потом поднимает свободную руку. Просто поднимает. Они машут ему. И Холитц начинает махать рукой. Они уже перестали давно, а он все машет и машет. Бетти спускается вниз и берет его за руку. Она не машет. Она даже не глядит на этих людей. Она что-то говорит Холитцу, и тот идет к машине. Конни Нова откидывается в шезлонге и тянется к своему приемничку. Коротышка еще какое-то время держит в руках темные очки и смотрит на Холитца и Бетти. Затем надевает очки и, устроившись поудобнее, возвращается к прерванному занятию — копчению своего немолодого дряблого тела.