Соблазненная грехом - [2]

На лице Моры Сатклифф, графини Хоксли, читалась материнская гордость, в то время как она любящим взглядом ласкала свою спящую дочь.

– Безусловно, такая мысль греет душу. Но с другой стороны, припоминается, что после рождения Родерика и Тейна то же самое ты говорила Джилли.

– Я и не отказываюсь от своих слов. – Эйми бросила взгляд в сторону рыжеволосых племянников, которые увлеченно играли с армией солдатиков в тени вяза. – Сомневаюсь, что кто-то готов поспорить с тем, что Тейн и Родди – необыкновенные дети.

С противоположной скамейки раздался голос, нарушивший идиллию этой беседы.

– Если под необыкновенностью понимать упрямство, недисциплинированность и абсолютное неповиновение, то боюсь, я вынуждена согласиться, – откликнулась, удрученно покачивая головой, старшая из трех сестер, Джиллиан Давентри Монро. – Мальчишки сводят няню с ума – чуть ли не каждую неделю она грозит, что уволится. Боюсь, я и сама скоро попаду в сумасшедший дом.

Столь пламенное и исполненное негодования признание рассмешило сестер, ни для кого не было секретом, что близнецы невероятно упрямы.

Сентябрьский денек выдался на удивление теплым, и сестры с удовольствием проводили время за непринужденной беседой. Они сидели в саду недавно купленного Джиллиан особняка на Беркли-сквер. Эйми с нетерпением ждала этой встречи с самого раннего утра, как только получила приглашение на чай. Оттого день ее был расцвечен новыми красками – Эйми улыбалась, греясь в лучах полуденного солнца. От мрачных образов ночного кошмара не осталось и следа.

Но… она обещала себе не думать об этом. Не сегодня Она отмела все гнетущие мысли, мелькавшие в голове, и вновь вернулась к разговору.

– Мне кажется, все дети время от времени капризничают и шалят, – сказала Эйми, стараясь оправдать поведение племяшек. Она всегда была близка с мальчиками и зачастую находила их шалости забавными. – Твоим близнецам свойственны любознательность и смелость, причем гораздо больше, чем многим другим трехлетним мальчикам.

Мора удивленно вскинула брови:

– Ты так считаешь? А я считаю, что они изрядно избалованы, и не в последнюю очередь тетушкой Эйми.

Кивнув, Эйми снова посмотрела на малышку, спавшую у нее на руках. От нежности у нее сжималось сердце, а душу наполняла острая тоска. Сейчас, как никогда раньше, нахлынуло чувство пустоты, ставшее в последнее время, как ей казалось, ее постоянным спутником.

– Возможно, порой я и бываю слегка снисходительна к ним, – признала она. – Но если вероятность того, что у меня будут собственные дети и муж, невелика, то я счастлива, что могу любить до безумия хотя бы моих племяшек.

В воздухе повисло напряженное молчание. Оторвав взгляд от Фионы, Эйми застала сестер в тот самый момент, когда они украдкой переглядывались.

О проклятие! Нужно было бы попридержать язык. Эйми, конечно же, помнила, как все в семье старались защитить ее, уберегая от любых неприятностей на протяжении всей жизни. Такая трепетная забота о ней не изменилась с годами. В последнее время озабоченность и беспокойство читались во взглядах сестер, стоило ей упомянуть о своем статусе незамужней девушки. Казалось, сестры ожидали, что она вот-вот падет ниц, униженная в своем горе, и, рыдая, станет сетовать на отсутствие хоть каких-нибудь достойных женихов.

Сестры и не догадывались, что Эйми давно уже смирилась и более не сетовала на судьбу за свое одиночество.

– Буду благодарна, если это выражение ужаса, как будто я как минимум объявила о своей неизлечимой болезни и вот-вот испущу последний вздох, покинет ваши лица, – гримасничая, сказала она. – Все не так плохо, как вы себе рисуете.

– Ничего не можем с собой поделать, дорогая, – нахмурилась Джиллиан, даже не пытаясь скрыть огорчения. – Подобные слова из твоих уст вызывают у нас беспокойство. В конце концов, ты не из тех великовозрастных старых дев, чьи шансы уменьшаются с каждым днем. Ты еще молода, девятнадцать лет – прекрасный возраст для создания семьи.

Делая вид, что поправляет одеялко малютки Фионы, Эйми лишь пожала плечами. Скрываясь под привычной маской безразличия, она проговорила:

– Полагаю, что мир устроен так, что некоторым вещам просто не суждено сбыться.

– Ерунда, – заявила Мора. Сложив руки на груди, она смотрела на сестру тем проницательным взглядом, под которым мужество покинет любого. – Этой мыслью ты тешишь сама себя, прячась, как всегда, за стенами отчего дома.

– Я не прячусь! – Громкий голос протеста потревожил покой спящей малышки: та завозилась в одеяльце.

Эйми, дождавшись, когда ребенок успокоится и продолжит спать, повторила, понизив голос:

– Не прячусь.

– Не прячешься?! – возмутилась Мора. – Целыми днями сидишь, уткнувшись в книгу, не высовывая носа, пока не появится повод навестить Джиляи или меня. Ты отказывалась использовать любые шансы, подаренные тебе судьбой. Думаю, не стоит напоминать о том, сколько раз папа предлагал тебе поехать на бал. Ты категорически отказывалась.

– Не спорю, я отказывалась. Но я ни на минуту об этом не пожалела. – Эйми передернула плечами. – Не могу представить, что стала бы вращаться в этом обществе лондонских аристократов, посещала бы балы и званые обеды. Совершенно не имею представления о том, как быть остроумной или обворожительной или, того хуже, как флиртовать с мужчинами. Я разделила бы участь тех бедняжек, что топчутся по углам бального зала, оставшись без кавалеров. Забытые и несчастные, они не вызывают ничего, кроме жалости и сострадания.