Собибор. Взгляд по обе стороны колючей проволоки - [118]

Из лагеря смерти Собибур бежать было очень трудно, почти невозможно. В этом мы убедились с первых же дней пребывания в лагере. Одно преимущество перед Минским лагерем заключается в том, что лагерь находился в лесу и, если вырваться из лагеря — это уже почти избавление. Из Минского лагеря большинство бежавших (в основном из мест работ) попадались и не выбравшись из города, где было очень много немцев и полицейских.

Ясно было, что лезть на минное поле нет смысла. Я, Саша Шубаев и Семён Мазуркевич разработали следующий план побега: уборная лагеря находилась вблизи колючей проволоки, недалеко от угла лагеря, примыкавшего к домикам немцев. Мы решили на ночь остаться в уборной. С наступлением темноты разрезать проволоку напротив уборной, обождать пока подойдёт патруль, наброситься на него, обезвредить, и по дорожке между проволокой и минным полем, по которой двигался патруль, добраться до участка напротив офицерских домиков. Мы рассчитывали, что на этом участке вряд ли уложены мины, перебраться через участок поля и, разрезав второй ряд проволоки оказаться за лагерем. Вероятность успеха очень малая, если учесть, что лагерь хорошо освещался и, кроме патруля, лагерь охранялся полицейскими на вышках.

Поэтому, когда Печерский предложил нам свой план коллективного побега, план с большей вероятностью успеха и возможностью спасти большее число людей, мы сразу согласились быть активными организаторами восстания.

Как Саша Шубаев убил нач[альника] лагеря, вам известно. Я и молоденький парнишка из кажется[524] Варшавы, кажется, его фамилия была Лернер, находились в портняжной мастерской, вооружены мы были топорами. Когда начальник караула пришёл примерить макинтош, мы были наготове.

Он, видимо, чувствовал какую-то опасность, стал недалеко от закрытой двери и велел примерять. Мастер возился с ним. Когда стало ясно, что немец ближе к нам не подойдёт, мне пришлось идти на выход из мастерской.

Я, держа топор, прошёл мимо немца, затем повернулся и острием топора ударил его сзади по голове.

Удар, видно, был неудачный, ибо немец закричал. Тогда подскочил мой товарищ и вторым ударом до закончил немца. Всё произошло уже под вечер. Мы только успели оттянуть труп и укрыть его шинелями, как двери открылись и зашёл волжский немец. Он спросил: «Что у вас тут за беспорядок?». Старший портной ему что-то отвечал, а другие портные по-одному стали выбегать из мастерской. Когда волжский немец нагнулся над трупом начальника караула, укрытым шинелями и спросил: «О! Это что такое?», я и за мной мой товарищ топорами и его зарубили.

Мы с товарищем таким образом приобрели по пистолету и, кроме того, мне старший портной передал бумажник офицера — обершафюрера Граубшица.

Отвечаю на другие вопросы:

1) В Минском лагере мы жили «семьей» — у человека. Яша Торжаковский[525], прибывший вместе со мной из карцера и госпиталя военнопленных из-за инвалидности (у него не сгибалась в колене нога), работал уборщиком в лагере. Все, что я, Фима и Зямка приносили с работ, мы сдавали ему, и по приходу с работы он нас встречал готовым «ужином», чаще всего картошкой в мундирах или «пюре».

Зямка погиб во время описанного мною неудавшегося побега из жандармского двора. Яшка, видно, попал в газовые камеры. Фима был со мной в Собибуре дней 7–8, потом их человек 10 увели в третий лагерь, и больше я его не видел. После этого я подружился с Семеном Мазуркевичем. Мы с ним были в одном партизанском отряде, в одном батальоне в запасном полку. На фронт он попал раньше меня. Мне писали товарищи, что он погиб при освобождении Данцигского коридора.

2) Считаю, что организатором восстания является Печерский. Ему активно помогали Шлейма Лейтман, Саша Шубаев, Я, Борис Цыбульский, Cеня Мазуркевич и др.

3) Я не проходил проверки в «фильтролагере» и не подвергался репрессиям за пребывание в плену. после[526]

После появления статьи в «Комсомольской правде», получил письма от Печерского и Розенфельда.

P.S. Фотографии прошу вернуть.

С уважением (подпись)

А. Вайспапир

Мой адрес: г. Артемовск, Донецкая обл.[527]

Ул. Артёма, 24, кв.3

Домашний телефон 25–84

Документ № 4. Письмо С.М. Розенфельда из г. Гайворон[528] А.Г. Синельникову в Москву. 30 апреля 1962 г.

Уважаемый тов[арищ] Синельников!

Мне хотелось бы как получше ответить вам на все интересующие вас вопросы, но прошедшие 19 лет немножко мешают эту[529] этому.

Основные факты я запомнил на всю жизнь и я их вам описал. А незначительные эпизоды как-то позабыл.

Вспоминается мне случай в парикмахерской. Немцы терпеть не могли небритых людей. И поэтому на территории лагеря № 1 работали 2 или 3 парикмахера. Как-то я зашел побриться. Мне пришлось подождать 5 минут, так как кресло было занято другим узником.

Когда парикмахер начал меня брить, на территории лагеря № 1 появился Вагнер. После меня клиентов больше не было, и, если я уйду из парикмахерской, и Вагнер застанет парикмахера без работы, то он его сильно побьет. Для того, чтобы выручить товарища мне пришлось сидеть с намыленным лицом минут 40, пока не подошел другой клиент.

Все узники жили очень дружно между собой. А мы, русские, особенно были дружны. Нас все очень уважали, даже такой капо, как косоглазый Бжецкий, который безжалостно бил всех подряд, не смел нас, русских, и пальцем тронуть.