Собибор. Взгляд по обе стороны колючей проволоки - [104]

— А где засаду сделали?

— Где-то в деревне, когда мы поехали за продуктами. Деревня была большая. Видимо, кто-то нас выдал. Кто выдал, я так до конца не узнал. Две недели просидел в тернопольской тюрьме, связи у них не было еще с нашим городом, откуда я был, с городом Ходоровом.

И следователь, который видел это дело, смилостивился ко мне. Видел, что я был невысокого роста, худой весь — кожа и кости, и отпустил. Сказал другому: там разберутся. Придет домой, и разберутся, кто, в чем виноват в своем городе.

— А что вы ему врали про уголовника?

— Когда в Умани была тюрьма, там было это дело. За что я был арестован: за спекуляцию, за воровство на три года. Там была статья. Я уже не помню, какую статью я им сказал. Мы знали это дело, потому что мы готовили себе алиби. А он не мог проверить, потому что до Тернополя было далеко, связи еще междугородней не было. Мне повезло со следователем. У него и политические сидели, и другие сидели. Ему было интересно не с нами возиться, с пацанами.

— Сколько вы пробыли в тюрьме?

— Две недели.

— А много допросов было за это время?

— Четыре допроса. Сначала немножко избили, потом увидели, что я одно и то же говорю. Видимо, в камере, в которой мы сидели — 12 или 15 человек — я не открывался, все твердил одно, что уголовник. А уголовников они не искали. Только тех, кто был командиром Красной Армии, коммунистов, комсомольцев они искали. У меня документов [с] собой нет. Я их все порвал.

— В камере сидели тоже уголовники?

— Там разные сидели. 12 человек. Каждый день вызывали, приходили избитые все и потом где-то через неделю меня выпустили, не нашли ничего против меня. Избили, пытали, а я твердил свое: «Делайте запрос. И вы узнаете, кто я такой. А дальше что вы меня держите, что с меня? Я не комсомолец, не партийный, я — пацан. Попался я за кражу». И все. Следователь выпустил меня и одна семья меня приняла.

— В Тернополе?

— В Тернополе.

— А что за семья была, которая вас приняла?

— Там тоже один рабочий человек, который не работал уже — старик, принял меня. Кормил меня где-то дней 8–10, потом облава на город. Стали организовывать гетто, в город стали сгонять. И нас собрали всех и посадили.

— Это был ваш знакомый человек?

— Нет.

— А как вы его нашли?

— Вышел из тюрьмы. Куда идти? Остановился, все-таки я соображал. Поговорил, так и так. Он меня приютил. В городе я прописки не имел, документов никаких нет. Там людей вывозили, всю округу на работу на железную дорогу, которую восстанавливали, которая была разрушена. И потом стали забирать, посадили и увезли.

— Вам не кажется странным, что человека, выпущенного из тюрьмы встречает совершенно посторонний человек и ведет к себе домой?

— Он не вел. Я сам к нему подошел. Я ему не объяснял, что я из тюрьмы. Я говорил, может быть мы свяжемся с твоей Родиной. Все-таки у них община была.

— Это был еврей?

— Еврей.

— А вы понимали, что это еврей, когда к нему подошли?

— Как же. Сразу «р» не выговаривал, и я понял. Там в Тернополе очень много евреев, вообще в Западной Украине евреев много жило. Когда стали расстреливать, <нрб.> стали брать, орудуют оуновцы. Вы представляете, бандиты, украинцы-националисты. Безусловно, каждый старался кого-то приютить, сделать что-то доброе. Но потом стали помаленьку.

— Вы ему признались, что вы еврей?

— Ну конечно я признался. Сказал, откуда я. Все ему рассказал. Ну, побыл у него временно. А когда ловили, нас окружили и в эшелон.

— Вас выпустили из тюрьмы. Это какой месяц был?

— Апрель месяц.

— Какой год?

— 1942 год.

— И вы пробыли еще в Тернополе…?

— Восемь дней я здесь еще пробыл, и на эшелоне погрузили в мае месяце, я не помню, 10-го или 15-го привезли нас, везли нас две недели и привезли нас в Собибор.

— Все-таки как происходила эта облава?

— Мы походили по квартирам, кто сумел спрятаться… Но брали в эшелон, возили, уничтожали евреев.

— Эта была первая облава в Тернополе или до этого были?

— Этого я не знаю — до этого были или нет, но я попал под эту облаву, и целый эшелон погрузили. Евреев, наверное, человек 700.

— Вы не помните, в какое время дня это началось?

— Это началось с утра.

— Рано утром?

— Да, и весь день до четырех часов шла эта облава, потом еще привозили на железную дорогу.

— Вы не помните, когда это началось, вы еще спали?

— Нет. Не спал уже, но бежать некуда было. Мы старались, но бежать некуда было. Все дома евреев были окружены.

— А как вы обнаружили, что все окружены?

— Все-таки я военный человек, я же что-то соображал уже в это время.

— Вы что-то увидели такое?

— Увидели. Мы сначала думали, что нас собирают в гетто везти. Но еще гетто не было. Потом остальных (когда я уже уточнил у тех, кого еще привозили из этих краев) поселили на одну улицу в дома с колючей проволокой. Они работали там, уже своя администрация была, своя полиция была еврейская, которая водила людей на работу.

— Это уже было потом?

— Потом. Я это дело не испытал.

— А когда шла эта облава, они кого-то отбирали? Стариков, детей, какие-то категории…?

— Ничего такого не было. Всех брали подряд. Семьями забирали, вытаскивали тех, кто сумел спрятаться: в подвале, были такие, которые через шкаф забирались вниз. А уже в четыре часа, когда прекратилась эта облава, все ходили, и жизнь шла своим чередом. Ну это жутко.