Собибор. Взгляд по обе стороны колючей проволоки - [102]

С 1966 г. жил в Рязани, работал в Рязаньэнерго. Выступал свидетелем по делу бывшего «травниковца»-охранника Собибора и других концлагерей Ивана Демьянюка в 2009–2011 гг. Умер в 2015 г. В октябре 2018 г. в Рязани на доме, где жил А.А. Вайцен, и в здании Рязаньэнерго, где он работал, установлены памятные доски. Посмертно награжден польским Кавалерским крестом ордена «За заслуги».

14 сентября 1995 года А. А. Вайцен дал видеоинтервью для Фонда Стивена Спилберга в рамках проекта «Пережившие катастрофу» («Survivors of the Shoa»). В настоящее время эта запись хранится в Архиве Фонда Шоа — Института визуальной истории и образования, Университет Южной Каролины (интервью № 4412). Копия предоставлена Научно-просветительным Центром «Холокост» (Москва). Интервью берет М. Богин. Ниже мы публикуем отрывки, которые посвящены тем аспектам, на которые далеко не всегда обращают внимание при изучении истории Собибора, а именно: каким образом узники, в частности А.А. Вайцен, попали туда и что происходило сразу же после побега. Набор текста и расшифровку интервью осуществила Т. Радайкина.

Началась война, подняли нас в 3 часа утра, немцы начали в четыре часа утра — в полпятого обстреливать нас. Мы схватили оружие, нашей части не было, нас стали группировать. Немец пошел к Равве-Русской[471] через два дня мы уже ушли от Раввы-Русской. Двигались полностью до пока я не был ранен (это было в августе 41 года у станции Христиновка <нрб.> района Киевской области[472]). До этого мы отступали на Львов[473], со Львова мы пошли, обойдя Ходоров[474], на Тернополь[475], от Тернополя на Каменец-Подольский[476], оттуда на Винницу[477]. В Виннице уже говорят «немец — всё». Мы все уходили от немца. Только займем оборону — он уже впереди нас. Поэтому, когда раньше все это делал, надо было собирать взвод стрелков. Сколько там командиров было — это просто через каждую неделю, как меняем позиции — другой командир взвода — кого убили, кто ушел, кто как и мы так мы двигались до тяжелого ранения, которое я получил в августе месяце 1941 года.

— В процессе отступления бои были или вы только уходили?

— Мы только уходили. Только копаемся, бои были, а мы в пределах пятнадцати-двадцати — это взвод в основном. Мы отступали. В бой мы не вступали ни разу, ни разу не могли вступить в бой. Только как будто вступить и сразу мы уходили, враг-немец нас обошел и находится сзади.

— И где для вас, для вас лично был первый бой?

— Первый бой был у нас, не доходя до станции Христиновки. Был первый бой, потом артобстрел, где я был ранен.

— Что за ранение?

— Ранение я получил в лицо. Все части ушли, я истекал кровью, одна старушка подошла, и, я сейчас уже это признаю, взяла ржаного хлеба, приложила мне и остановила кровь. Я потерял очень много крови и после этого дела и сейчас, если порезал палец или что — я обязательно хлебом — сразу и кровь перестает идти.

Оттуда, когда нас подобрали и в Умань[478] — был кирпичный завод в эту яму нас загнали, несколько сот тысяч человек, под палящим знойным солнцем…

— А вот вы остались на этом поле? На поле старушка вас нашла?

— Это был артобстрел недалеко от станции Христиновки, я лежал, истекал кровью, наши отошли. Старушка проходила мимо и видит, что я дышу еще. Она быстренько пошла рядом с ее домом от станции, она принесла хлеба, остановила мне все это дело, перебинтовала, глаза затекли от ранения

— Вы продолжали лежать или вы встали?

— Когда она меня подняла, кровь остановила, тогда стали собирать пленных, сдали меня в лагерь на кирпичный завод. С кирпичного завода украинцы стали выкупать женихов, собственно говоря. Там ставили этот лагерь, брали на работу и мне удалось сбежать. Я сбежал.

— А сколько вы в лагере пробыли?

— В этом? Два дня в Уманьском, потом я сбежал.

— Как вам удалось это? Как это происходило?

— Вывели в город на уборку. Я ушел. Чем оно кончилось потом? Многие бежали.

— А вас не охраняли, когда выводили на уборку?

— Выводят 40–50 человек, находится там один полицай или еще кто, дают участок. Там легко можно было уйти. Потом уже тяжелее было. Но мы собрались те, кто служили в западной Украине — русские там с других полков, дивизий, взводов и рот — собрались несколько тысяч человек и стали уходить в леса.

— Вместе с ними вы и убежали?

— Я убежал один, потом остановился у одного хозяина, он мне рассказал: «Нельзя держать военных», в гражданку меня переодели, побрили наголо, потому что я не военнопленный, а арестант, я сидел в тюрьме. Благодаря этому мне удалось выйти из города.

— Что это за человек был, который вас переодел?

Я сейчас его не помню. Еврей. Еврейская семья. Они жили, на них экзекуции еще не было. Их тоже выводили в город на уборку уже, надевали на рукава звездочку эту еврейскую и выводили на уборку. Убирали территорию, убирали это здание, разрушенное от боя в Умани. И я при их помощи узнал, где мы находимся и мы с этими ребятами встречались

— Алексей Ангелович, извините, а как получилось, что вы вышли именно на этого человека?

— В городе тоже были евреи. Забежали домой к нему.

— Вы знали, что вы в еврейский дом идете?

— Я знал, что это еврейская семья. Они многих скрывали. Их брали на день на работу, а вечером поле работы отпускали в начале домой, а наших пленных вели в лагерь. Мне удалось бежать благодаря человеку, который убирал со мной. Он мне показал, в каком направлении бежать и как, рассказал, пока мы убирали. Я ушел. Потом где-то в декабре месяце начали организовывать партизанские отряды в лесу. Мы двигались ближе к Западной Украине с Умани в лес. Там нас поймали, выдали и посадили нас. Я сказал, что я иду из тюрьмы. Не сказал, что я военнопленный. И меня посадили в тюрьму для следования. Держали меня 10 или 12 дней.