Собчачья прохиндиада - [26]

Другим кандидатом в замы к Собчаку был профессор Васильев из Института инженеров железнодорожного транспорта, этот недавний конкурент «патрона» на пост председателя. Выступал он всегда независимо и к Собчаку, особенно после своего поражения на выборах, относился с демонстративно-завуалированным презрением. Подобное отношение, если их не связать веревкой общих интересов, могло в дальнейшем, по мнению компьютера средней мощности, сильно вредить «патрону». Кроме того, вся троица — Собчак, Щербаков и Васильев, — были профессорами, докторами разных наук, этакая материализованная мечта технократии и победа просвещенности над темной духотой клаустрофобии "малограмотных функционеров", как все писали в своих предвыборных программках.

Правда, в области знаний муниципального хозяйства города, которым они дерзко собирались управлять, все трое имели опыт и замашки вихрастых активистов пионерского отряда, тем не менее это нисколько их не смущало. Личность профессора-адмирала Щербакова все же вселяла определенную надежду. В прошлом боевой офицер, командир атомной подводной лодки, он обладал таким набором качеств, которые просто заставляли его уважать. Когда адмирал стал замом Собчака, помню, во время приема одной итальянской делегации после долгих разговоров, как обычно, ни о чем, в основном общеобразовательного характера, итальянцы, желая получить стандартный шанс для приоритета в дальнейшем, пригласили его посетить Италию, используя как аргумент то обстоятельство, что он никогда эту страну не видел. Тут логично пояснить: из опыта и теории международных контактов все переговоры, происходящие на чужой территории, как правило, заканчиваются уступками в ущерб собственным интересам. Это одна из основных причин, по которой руководящие деятели, не торгующие в угоду своим потребам интересами города, народа или страны в целом, воздерживаются от личных поездок за рубеж. Как известно, политическую репутацию в конечном счете формируют факты, но не средства, а дома и стены помогают. Поэтому после поступившего от итальянцев предложения я с интересом покосился на Щербакова, ожидая его реакции. Адмирал улыбнулся этакой пренебрежительно-обворожительной улыбкой завсегдатая двора времен казненного Людовика ХVI, поблагодарил за приглашение и, посетовав на полное отсутствие времени, отказался, доброжелательно сообщив равнодушным тоном, что общее впечатление об Италии имеет, так как много лет рассматривал со всех сторон этот выдающийся на много сот миль в Средиземное море полуостров-"сапог" в перископ своей атомной подводной лодки. Как ни покажется странным, но гости посмотрели на улыбчивого, миролюбивого, седовласого профессора-подводника с нескрываемым уважением.

Кандидатуру третьего зама, как уже говорилось, Собчак нашел сам, но перед этим мною «патрону» было замечено, что своими данными третий заместитель должен разбавлять академизм профессорской тройки на случай массированной нацеленной критики. Возможно, поэтому Кучеренко со своим разбитным мандатным набором и был приписан к этой малопьющей, но почтенной портретной галерее. Так вот, именно Кучеренко первым заговорил с Собчаком о доблестях своего милицейского предводителя Травникова, напрямую ляпнув, что получить согласие от председателя Исполкома Щелканова о назначении Травникова начальником ГУВД он, Кучеренко, берет на себя. Помню, Собчак с ехидцей поинтересовался, как ему удастся это сделать, если Щелканов узнает, что «патрон» тоже согласен. Подобное совпадение мнений может насторожить главу исполнительной власти города. Кучеренко, не понимая, к чему клонит «патрон», с жаром сознался, что с "Бродман он уже перетолковал, и она согласна", а раз так, то Щелканов возражать не станет. При упоминании фамилии Бродман «патрон» уставился на меня. Я, перехватив взгляд, стал изображать детальное рассматривание захватанной руками полировки стола. Как только бравый Кучеренко ушел, «патрон» потребовал объяснений. Мне было немного известно об этой пожилой даме без определенных занятий. Она, по-моему, даже не числилась официально в штате Щелканова, но исполняла задания по классу его наперсницы и психолога, беседуя и тестируя всех абитуриентов на разные вакансии, после чего выдавала свои заключения. Ввиду, как мне казалось, малозначимости этой дамы и ее постоянного шатания по коридорам я Бродман в расчет не принимал, а о степени безоговорочного влияния на Щелканова этой крашенной под вокзальную буфетчицу старушенции, как поведал Кучеренко, просто не подозревал.

— Плохо! — заметил мрачно «патрон». — Недорабатываете! Раз совершенно неизвестные люди делают кадровую политику в городе!

После этого замечания мне стало ясно, что сообщению Кучеренко «патрон» поверил больше, чем моему мнению, и поэтому станет категорически против кандидатуры Травникова, раз он так приглянулся какой-то Бродман. Это создавало проблему в будущих отношениях с Кучеренко, который мог меня заподозрить в причине провала своего протеже. Надо отметить, я не ошибся. Игорь действительно стал ко мне относиться за глаза злобно, с милицейским остервенением, но без агрессивности и даже с матерыми доброжелательными рукопожатиями при каждой нашей встрече. А когда я ушел от Собчака, он, невзирая на свою неприязнь, почему-то обратился именно ко мне с просьбой найти способ доплачивать водителям его служебной машины, дабы исключить возможное возмездие с их стороны за всякие его сторонние поездки. Между тем и Травников не очень настаивал на своем назначении, давая Собчаку всевозможные поводы для самоотвода. Так, Первого мая на Дворцовой площади его «веселое» состояние вызвало сильное опасение «патрона» реальной возможностью кандидата в начальники ГУВД свалиться в ликующую людскую сутолоку с импровизированной и неогражденной трибуны. Старую капитальную трибуну ликвидировали вместе со встроенным буфетом и более чем семидесятилетними демонстрациями, поэтому весь традиционный, памятный с детства праздник вылился в какой-то полустихийный, разляпанный вдоль фасада Зимнего дворца митинг с репертуаром лондонского Гайд-парка.