Собчачья прохиндиада - [23]

— Очень ценный кадр! — изрек как-то «патрон», наслушавшись «залетного», и велел его не только пропускать до себя беспрепятственно, но и сам вместе с женой не раз навещал квартиру ванштейновских родственников у метро «Чернышевская», где они подолгу шушукались «тет-а-тет», после чего Леня стал бродить по Мариинскому дворцу с хозяйской приглядкой, являя собой образец верха мыслимого на земле благополучия и просперити, а один раз даже отчитал уборщицу за некачественное подметание коридора.

Приняв меня за ближайшего сподвижника Собчака, каким я был представлен, Ванштейн откровенно и довольно толково дал понять, что держатели долларов в Америке никогда не преследовали цель спасения России, а поэтому все привезенные им обширные, словно артиллерийская мишень, предложения не более, чем способ прилично заработать ему и Собчаку вместе с теми, кто поможет добиться первой победы, после которой откроются неограниченные кредиты для абсолютно безопасного их разворовывания. Глядя пристально мне в глаза, он в двух словах поведал о жизни на Западе, где, как ему известно, доверчивы только животные, а люди же беспощадны. Намек был мною понят, но выводы, нужные ему, не сделаны.

В паре с Ванштейном прибыл еще один американец, его компаньон по бедствиям — Марк Нейман. В противоположность своему постоянно сияющему, как жар-птица, «подельнику» Марк был вял, обстоятелен, неулыбчив, дотошен, упорен и пунктуален. Имел несмелый голос нищего без квалификации и места, доходного для попрошайничества, а также серую от седины шевелюру над уклончивыми глазами. Я бы не вспомнил об этом "гастрольном дуэте", если бы случайно не столкнулся с Нейманом в Америке, куда меня некоторое время спустя занесло по служебным делам. За неспешным легким перекусом Марк, чуть покалибровав руками истертое жизнью лицо, порассказал мне о своем житье-бытье, которое сильно поправилось с тех пор, как Собчак предложил ему управлять отделением "Фонда спасения Ленинграда" в Калифорнии, что «патрон» от меня почему-то скрыл. На мой осторожный, а скорее, недоуменный вопрос о пользе лично ему, Марку, от этого фонда, он, не сомневаясь, что беседует с доверенным лицом «патрона», поведал о прикарманивании Собчаком почти всех денег, жертвуемых американцами на нужды жителей Ленинграда. Я выразил аккуратные сомнения на сей счет, Нейман же, разгорячившись, стал доказывать, что имеет личные поручения Собчака приобрести на указанное «патроном» имя дом в Лос-Анджелесе и другую недвижимость. Определенный провизион, естественно, перепадает от каждой сделки управителю филиала этого подставного фонда. В общем, как я понял, теперь у Марка за многие годы скитаний в поисках своей жизненной ниши наконец-то появился постоянный и неплохой заработок. За него можно было только порадоваться. Что же касалось Собчака, то это была последняя точка над «и» в оценке всей глубины лицемерия, цинизма и беспринципности его «творчества», ибо специально созданный для спасения нашего города фонд, где он, как оказалось, очень предусмотрительно оставил за собой пост президента, являл собой как бы церковную кружку, воровать из которой всегда считалось не просто грехом. Из рассказанного Нейманом выходило, что этот фонд со звучным названием на высокой скорбящей, словно бухенвальдский набат, ноте «СОС», призывавшей к подаянию великому, но якобы "порушенному коммунистами" (это было личной агитационной находкой "патрона") городу-жемчужине в короне всемирных архитектурных ценностей, впрямую, дабы не схватили за руку, использовался Собчаком для прикрытия при получении личного дохода. То есть теперь, подписывая очередной документ по распродаже за бесценок недвижимости нашего города либо дающий одностороннюю выгоду иностранному инвестору, Собчак мог легко и непринужденно отказаться от естественно предлагаемой в подобных случаях взятки, небрежно предложив утроенную против взятки сумму передать вместо него Фонду спасения города. Демонстрация такого "рыцарского бескорыстия" не только спасала «патрона» от презрения дающих иностранцев и опасности разоблачения соотечественниками, но и, самое главное, резко увеличивала его доход. Кто мог заподозрить, что фактический владелец всех средств этого фонда — тот же Собчак. А если кто и догадывался, тот по западным меркам еще больше его ценил за гангстерскую изворотливость, предприимчивость и проходимость. Причем деньги особенно охотно ссужались фонду за границей, если имелось его отделение в стране жертвователя, так как подобные перечисления не облагались там налогами в силу их благотворительности. Тогда это для меня стало настоящим открытием. Я долгое время никак не мог взять в толк причину бесспорной ущербности нашей стороны во всех предложениях «патрона». Так, например, Собчак дал мне задание переговорить в Америке с ответственным представителем крупнейшего гостиничного концерна «Мариотт» по поводу намерений «патрона» о продаже либо сдаче в аренду на 49 лет только что фактически вновь построенной знаменитой нашей гостиницы «Астория», причем за несуразно маленькую сумму — 100 млн. долларов с небольшим. Меня, как я помню, это обескуражило еще и тем, что даже в разговоре со мной «мариоттовец» пытался передать Собчаку намеки относительно размера его доли от будущих доходов. Дело в том, что месячная прибыль отеля типа нашей «Астории» может быть не ниже двух миллионов долларов. Таким образом, за четыре года арендатор полностью возвратит затраченное, а остальные 45 лет сможет выкачивать чистый доход, что даже в сегодняшней итоговой оценке намного превышает миллиард долларов. Этот нехитрый расчет показывает обязательность наличия корыстного умысла у предложившего и заключившего подобный контракт. Только у нас можно убедить всех в непреднамеренности таких просчетов. На Западе же знают, что бесплатным сыр бывает лишь в мышеловках, поэтому сразу оговаривают коммерческие интересы и условия каждого участника односторонне ущербных сделок.