Соб@чий глюк - [24]
Я молотил руками по воде, разбрызгивая ее во все стороны, мне казалось, что я почти лечу. Я посмотрел, где я. Больше половины позади, до крутого берега оставалось совсем чуть. Я морж. Я настоящий осенний морж. Я морж по кличке Моржуй, я гроза… в пьесе «Гроза» кто-то сиганул с такого же крутого берега, а мы идем другой дорогой, как сказал… Я – Моржуй, гроза всех водя…
Моя моржовая, рожденная в ледяной воде мысль не успела прийти к завершению, как была вероломно прервана сильным, хорошо поставленным ударом под дых.
Я издал звук лопнувшей шины и весь согнулся, погрузившись под воду. Как только моя голова оказалась под водой, я получил молниеносный удар прямо в левый глаз и тут же услышал, как в воде зашипели вылетевшие из него гаснущие фейерверковые искры. Неожиданно.
Я не понимал, что происходит, и рефлекторно попытался собраться в стойку, потом открыл под водой глаза в надежде увидеть хоть что-то, но получил еще один удар чуть ниже правого уха. Единственное, что я увидел, это стремительно пролетающая мимо тень. Я сделал отчаянный кик в сторону этой тени – в нормальных условиях земной гравитации, на суше, этот удар мог бы унести чью-то жизнь, но здесь, в воде, река повисла на руках и ногах, поэтому мои движения были замедленны и сильно отставали от течения времени. Это я тут же почувствовал, когда получил удар по яйцам. Эта боль заслонила собой все остальные мелкие боли в глазу, в ребрах, за ухом, и как человек, имеющий черный пояс по тхэквондо и опыт множества поединков, я понял, что нужно срочно сваливать, уплывать отсюда быстрее, чем приплыл.
Собравшись с силами, я развернулся к родному пологому берегу и, делая разные агрессивные движения в надежде отпугнуть нападавшего, старался одновременно грести в сторону, откуда приплыл. Я стремительно преодолел несколько метров и уже начал чувствовать облегчение, как вдруг кто-то грубо и сильно схватил меня за член и резко дернул так, что я почти полностью погрузился под воду.
С неимоверной злобой я лягнул пространство под собой, но ничего и никого не настиг. Мое замедленное движение растворилось в воде, однако мой член отпустили, и я с утроенной силой заработал ногами и руками, направляясь к компании, стоящей на берегу. Пока я плыл к берегу, кто-то пытался ухватить меня за ногу, и это действовало на меня, как шпоры на лошадь.
Наконец я почувствовал под собой вязкое дно, поставил обе ноги на грунт и в тот момент, когда начал выпрямляться, получил прощальный пинок в задницу, да так, что, потеряв равновесие, плюхнулся всем телом вперед. Мои руки увязли в илистом дне, голова ушла под воду. Но я тут же вскочил и ломанулся к берегу. Собакин отчаянно лаял в пространство за мной, а два друга стояли, замерев, у самой воды и смотрели на меня.
Я выбрался на твердь со сжатыми кулаками и резко повернулся к воде, но на ней были только круги – то ли от меня, то ли от кого-то еще. Я был готов продолжить бой на суше, но круги на воде успокаивались, никаких видимых признаков присутствия кого-то в воде не было.
– Выходи биться на сушу, гребаный карась! Пидор водяной! – заорал я во все горло.
– Не выйдет, – уверенно сказал Иваныч и протянул мне открытую бутылку мухоморовки.
Я выхватил бутылку из его рук и припал к горлышку. Я стоял голый в позе горниста, огненная вода лилась внутрь, и с каждым глотком чувствовал, как жизнь возвращается в мое тело, хотя рассудок возвращаться пока отказывался – ему, видимо, было уютней вне меня.
Весь остававшийся самогон перетек из бутыли в меня. Наконец я опустил бутылку и сделал глубокий вдох. Холодный свежий воздух, смешавшись с сивухой, ожег мне рот, гортань и легкие. Я опять посмотрел на поверхность реки и, издав звериный истошный рык, что есть сил швырнул пустую бутылку в реку.
Иваныч чуть озадачился.
– Ты это, зря бутыль бросил, хорошая, вместительная бутыль была, – то ли с сожалением, то ли с осуждением сказал он.
Пес продолжал лаять.
– Ух ты, как глаз у тебя заплыл! – сказал отец, в упор глядя на мой левый глаз, и в этот момент прилетевшая неизвестно откуда бутылка шарахнула его по голове.
– У, бля, – растерянно сказал отец и медленно сел на желтую траву.
– Егор Трофимыч! – закричал Сергей Иваныч. – Ты как? Ты ничего?
Потом он наклонился и поднял бутыль с земли.
– Надо же, не разбилась, – удивился он и спрятал бутылку в сумку.
– Отец, ты как?
– Я нормально. Ты давай вытирайся, вон полотенце. Я просто от неожиданности. Понимаешь, херак бутылью по кумполу. Уж очень неожиданно, – сказал отец, вставая с земли. – Хотя шишак будет приличный.
– Собакин, заткнись! Разлаялся тут! А за мной не поплыл, предатель!
Сражение было проиграно не только в воде, но и на суше. Я посмотрел на отца, который периодически трогал свою голову.
Сергей Иванович тоже посмотрел на меня и протянул:
– Глаза у тебя почти не видно.
– И я им почти ничего не вижу, – сказал я с досадой. – Холодно, надо одеваться и проваливать отсюда на хрен.
Мое тело на ветру быстро обсохло и стало покрываться мурашками. Я взял трусы и, прежде чем надеть их, посмотрел на свой скукоженный от холода детородный орган.
– Ты чего его рассматриваешь? – с деловым видом спросил Сергей Иванович.
Доктор Альфред Сток не переставал удивляться неожиданному повороту своей жизни, пока отнюдь не радовавшей удачами: биография доныне складывалась не из шагов на высоты, а из падений в ямы. И вот теперь его пригласили работать на закрытый остров, где можно заниматься самыми бесполезными и необычными исследованиями. Но так ли уж бесполезны они?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Из книги «Десять моделей» (М.-Л.: Детиздат ЦК ВЛКСМ, 1937; издание второе, дополненное). Рисунки Д. Смирнова.
На робота Уборщика упал трёхтонный стальной слиток и повредил у него блок реализации программы. Теперь Личность Уборщик больше не выполняет программу, а работу называет насилием над личностью. Он сломал других роботов, дезорганизовал работу всего завода, а после пошёл в Центральную Диспетчерскую и обвинил во всех неприятностях робота Регистратора, которому сам же приказал искажать данные.