Собаки и демоны - [33]

Массивное финансовое таяние, которое имело место в Японии более чем в течение семи  лет, произошло в течение нескольких месяцев в Азии. Банки Японии, ссуды которых в регионах были четвертой частью американских банков, списали десятки миллиардов долларов безнадежного долга. Результаты для Японии, однако, не были полностью плачевны, поскольку, в то время как банки в большей степени проиграли, производители Японии извлекли выгоду из азиатского кризиса, набросившись на фирмы по договорным ценам. Многое находилось под угрозой в новом наступлении Министерства финансов на Азию. Японские банки и биржевые маклеры находились в таких убытках в своей стране и потеряли такой огромный бизнес в Соединенных Штатах и Европе, что, если бы их азиатская политика не преуспела, они могли бы надолго попасть во второразрядные страны в мировых финансах. «Что делать, если политика потерпит неудачу?» спрашивает Алисия Огоа, глава исследования для Никко Сэломона Смита Барни. «Это - хороший вопрос».

Что относительно размера фондовой биржи? В 1989 году фондовые рынки Нью-Йорка и Токио стояли почти равными по рыночной стоимости (Токио был немного больше). Одиннадцать лет спустя, в августе 2000 года, нью-йоркский курс достиг капитализации приблизительно $16,4 триллионов; у Токио было $3,6 триллиона, меньше чем одна четверть показателей Нью-Йорка. Это отрезвляет даже больше, чем когда японский рынокOTC для появляющихся акций шипел, NASDAQ рос, чтобы самостоятельно стать гигантом. Действительно, NASDAQ, с рыночной ставкой $2,9 триллионов, был в пределах поразительной досягаемости Фондовой биржи Токио; когда TSE опустилась в июне 1999 года, NASDAQ даже превзошла ее! Вместе, ежемесячный товарооборот в NASDAQ и Нью-Йорке превысил Токио в одиннадцать раз.

Один из более озадачивающих аспектов «Постпузыря» это то, что  Япония не горела желанием преобразовать рынок, который, очевидно, потерпел неудачу. К 1996 году стало ясно, что радикальные изменения будут необходимы, и Министерство финансов придумало идею «Большого взрыва»: отмена госконтроля, смоделированная на открытии рынка 1980-ых годов в Лондоне, когда «Большой взрыв» зажег драматический рост в лондонском финансовом мире.

Проблема состоит в том, что банки Японии и фирмы, проводящие операции с ценными бумагами, полагаются на нереальные ценности для их жизни. Как сельские деревни Японии и их зависимость от здания дамбы, так банки зависимы от наркотиков этих нереальных ценностей, а избавление от привычки вызовет тяжелую абстиненцию. Отмена госконтроля в Японии, которая, как намечали, займет несколько лет, началась в 1999 году, и как оказалось, была совсем не «Большим взрывом». Говоря на тему реформ Японии 1996 года, Сэкэкибара Эйсуке, директор Международного Бюро Финансов Министерства финансов, объявил: «Мы бюрократы отдаем всю нашу власть». Это сопровождалось, согласно Wall Street Journal, «быстрой схемой того, как программа «Большого взрыва» г-на Хэшимото развяжет рыночные силы». Но тогда г-н Сэкэкибара сделал важную поправку. «Конечно, - сказал он, хихикая, - мы не можем позволить беспорядок на рынках» – фраза, которую бюрократы часто призывают, чтобы оправдать искусственно замедленный подход к реформе».

Искусственно замедленный процесс немедленно начал индустрию страхования, должную открыться вновь прибывшим в 1998 году, и выиграл отсрочку до 2001 года и позже. Министерство финансов объявило, что банки должны отложить капитал на случай невыгодных займов, следуя системе, известной как «быстрое корректирующее действие», но быстро начали падать стандарты, поэтапно меняющие правила по частям, применяя сначала к крупным банкам и только позже к небольшим банкам, где находится большая часть проблемы. Япония вошла в двадцать первое столетие, обман о «Большом взрыве» вымер и был отправлен на пыльные полки как любой другой правительственный отчет. Это было обычным делом в Токио.

Это переносит нас к поразительной особенности травмы «постпузыря» Японии: параличу. Изучение реального «Большого взрыва» просто вне рассмотрения, целая громадина японских финансов могла бы рухнуть, если бы Министерство финансов позволило проникнуть экономическому рационализму. Было сказано, что потери «Пузыря» не были столь уж серьезны, как кажутся, потому что они были просто "потенциальными убытками". Но для Японии, потенциальные убытки - серьезная проблема, потому что гений системы Министерства финансов раздул активы на бумаге: от этого зависело быстрое послевоенное развитие Японии. Так, когда проблемы начали появляться, Министерство шагало очень мягко, боясь сделать любой неосторожный шаг.

Понятие «скрытой прибыли» вернулось, чтобы взгромоздиться на насест в виде «скрытых потерь». Банки предоставляли займ в большей степени компаниям, относящимся к недвижимости, которым принадлежит земля, теперь оцененная в одну пятую или одну десятую цены, которую они заплатили за нее десятилетие или два назад. Поскольку компании недвижимости гибли, это становилось проблемой их кредиторов, но вместо того, чтобы записывать потери год за годом на основе текущей стоимости, банки записывали в бухгалтерских отчетах лишь ценность покупки; только в момент продажи они должны были внезапно сообщать об огромных потерях. Таким образом, рынок почти полностью остановился в 1990-ых годах: банки не имели продаж из-за «скрытых потерь», а покупки снизились, потому что было недостаточно сделок, чтобы понизить цены до выгодных уровней.