Собаке — собачья смерть - [32]
Ну что, ну еще одно бичевание, их и в Ордене немало, а уж если покаянный капитул, этим нас не удивишь! Но удивлен до тошноты (еще и проклятая тряпка во рту, один клок торчит наружу) был Аймер, услышав несомненные, ни на что иное не похожие вскрики со слезами — глухо всхлипывал в землю его наказуемый соций, плакал под поркой, как малый ребенок, которого бьет взрослый, как тот, кому очень больно — и больно не только там, где оставляет следы ремень.
На шум птицей метнулся Раймон из внешней пещеры; Марсель замаячил за ним, но был никем не замечен из-за яростного Раймонова крика, заставившего обернуться всех: даже и лежащий ничком Антуан умудрился вывернуть шею, чтобы увидеть. Впрочем, и не кричал Раймон — просто голос у него высокий, и говорил он так быстро и сердито, что сошло за крик:
— Это что еще тут творится? Бермон, ты с ума спятил? Что делаешь?
— Не ори так, пастух, видишь — с пасынком разговариваю, — Бермон, раскрасневшись от работы поясом, прокрутил его в воздухе — вроде отмахнулся.
— Что тебе было сказано? Что нам всем было сказано? Не трогать! Чтоб цел был! Хорош лупить, подвязывай обратно свое брюхо.
— Сказано — чтоб цел был, кто ж будет считать, сколько у него полосок на заднице! Кости я ему не ломаю, зубы все на месте.
— Говорю — отстань от него. Зачем еще лишнее мучительство. Мы ж не звери. И не инквизиция какая.
Фонарь, стоявший на полу, светил как раз в лицо простертому Антуану, и брат его с настоящим паническим ужасом увидел, что все оно грязно блестит от слез.
— Да полно, полно, Пастух, хватит заступаться за свиненка. Мальчишки от ремня не дохнут. И не портятся. Только целее становятся, сам же знаешь.
— Я говорю — бросай это дело, — Раймон стоял очень близко к собеседнику, небрежно раскачивался на носках ног, большие пальцы заложены за пояс… Такой спокойный, легкий на подъем Раймон, но Бермон почему-то, сплюнув, все-таки начал складывать пояс. Махнул еще разок, косо стеганул не глядя, куда ни попадя — пришлось по спине, что ли…
— Бермон, ты большой ссоры хочешь? Уговор есть уговор!
…и принялся наматывать веревку обратно, тремя взмахами опоясавшись под животом. На Антуана он больше не глядел. И хорошо, не надо было сейчас никому глядеть на Антуана. Один только разочарованный зритель пробормотал себе что-то под нос… под какой там нос — под дырку от носа, похожую на гнусную розу.
Раймон нагнулся, брезгливо одернул избитому задранный подол. Поднял — чтоб не тянуть за связанные руки, заботливо, можно сказать — за шкирку, так что бедняга закашлялся и еще сильней задвигал носом — и уронил, как кошка роняет несомого котенка, на груду сухих листьев, почти что рядом с Аймером. Наклонившись к самому Аймеру — от чего тот невольно дернулся к стене — Раймон походя вырвал тряпку у него изо рта. Деранул по горлу дальний край тряпки — некогда бывшей частью скапулира, освященного облачения, святого нарамника… и Аймер яростно выдохнул, кашляя и сплевывая, только сейчас понимая, как далеко она успела проникнуть от невольного сглатывания слюны. Настолько хорошо теперь, что впору сказать спасибо, вот только подавить приступ рвоты: дневное Брюниссандино «кассуле» вдруг подпрыгнуло к самой гортани… Но некому уже говорить спасибо, черной птицей упорхнул Раймон. Бермон вышел за ним тяжело, согбенной тучей вышел оскорбленный Бермон, забыв пригнуться там, где пригнуться стоило; напряженные голоса их слышались снаружи, Марсель на пороге так и застрял, безносый будто отвлекся… так что успел Аймер привалиться к своему социю, всего ничего — плечом слегка привалиться, поделиться теплом, подбодрить чем возможно, что еще можно найти прочного в себе самом. Сквозь двойной слой ткани почувствовал Аймер, как сильно дрожит его друг, какой он горячий — будто в жару.
— Вот, брат, думал, — получили диспенсацию от бичевания? — Аймер пошутил как смог, пошутил как пошутилось, тихо и хрипло, но самое обидное в этой неуклюжей шутке было другое: что соций, шумно задвигавший после слез носом, ее так и не расслышал. Зато расслышал другой, кому слова вовсе не предназначались.
— Эй, заткнись-ка, франк! Трепаться тебе не позволено. Натрепался уже свое.
— Почему ты зовешь меня франком? — Аймер силился смотреть собеседнику только в глаза — слишком уж страшно было смотреть на все остальное. О таком уродстве, следе давней войны, он, конечно же, слышал — но никогда не видел воочию, и взгляд его невольно сползал от темных глаз ниже, на шевелящиеся дыры ноздрей среди зажившей неровной плоти.
— Я вас, франков, всегда узнаю. Хоть ты и ладно научился балакать по-людски.
— Я не из Франции, я родом из Ландов. Сам ландец, живу в Тулузе, не бывал северней Бордо…
Аймер успел ловко нагнуть голову, и тычок пришелся не в нос, куда был нацелен, а в лобовую кость.
— Ландец! Ххха! Скажи еще — беарнец! — безносый почти что орал, брызгая… чем? Слюной? Тем, что летело из носовых дыр? — Да сейчас я тебе поверил! Не будь ты франк, не нацепил бы на себя их сатанинские тряпки!
— Это не…
— А если и с Ландов, то, значит, франкам продался, значит, еще хуже франка, — успел подытожить безносый до того, как неизменный Раймон за локти оттащил его от пленника.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Действие происходит в альтернативном 1980 году, в альтернативных Москве-Риме-Флоренции, которые во многом — но не во всем — совпадают с прототипами. Предупреждение: в этом тексте встречаются упоминаются такие вещи, как гомосексуализм, аборты, война. Здесь есть описания человеческой жестокости. Часть действия происходит в среде «подпольных» католиков советской России. Я бы поставил возрастное ограничение как 16+.Некоторые неточности допущены намеренно, — в географии Москвы, в хронологии Олимпиады, в описании общины Санта-Мария Новеллы, в описании быта и нравов времен 80-х.
Продолжение «Похода семерых». Всего книг планируется три, это — вторая.Дисклеймер: это не седевакантистская книга. Это книга о периоде Великой Схизмы. Мне казалось это самоочевидным, но все же нужно предупредить.
Мир, в котором сверхсовременные технологии соседствуют с рыцарскими турнирами, культом служения прекрасному и подвигами странствующих паладинов.Мир, в котором Святой Грааль — не миф и не символ, но — реальность, а обретение Грааля — высокая мечта святого рыцаря.Легенда гласит: Грааль сам призовет к себе Избранных.Но неужели к таинственной Чаше можно добраться на электричках?Неужели к замку Короля-Рыбака идут скоростные катера?Каким станет Искание для семерых, призванных к поискам Грааля?И каков будет исход их искания?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В детстве она была Софьей Олелькович, княжной Слуцкой и Копыльской, в замужестве — княгиней Радзивилл, теперь же она прославлена как святая праведная София, княгиня Слуцкая — одна из пятнадцати белорусских святых. Посвящена эта увлекательная историческая повесть всего лишь одному эпизоду из ее жизни — эпизоду небывалого в истории «сватовства», которым не только решалась судьба юной княжны, но и судьбы православия на белорусских землях. В центре повествования — невыдуманная история из жизни княжны Софии Слуцкой, когда она, подобно троянской Елене, едва не стала причиной гражданской войны, невольно поссорив два старейших магнатских рода Радзивиллов и Ходкевичей.(Из предисловия переводчика).
Роман «Серапионовы братья» знаменитого немецкого писателя-романтика Э.Т.А. Гофмана (1776–1822) — цикл повествований, объединенный обрамляющей историей молодых литераторов — Серапионовых братьев. Невероятные события, вампиры, некроманты, загадочные красавицы оживают на страницах книги, которая вот уже более 70-и лет полностью не издавалась в русском переводе.У мейстера Мартина из цеха нюрнбергских бочаров выросла красавица дочь. Мастер решил, что она не будет ни женой рыцаря, ни дворянина, ни даже ремесленника из другого цеха — только искусный бочар, владеющий самым благородным ремеслом, достоин ее руки.
Мрачный замок Лувар расположен на севере далекого острова Систель. Конвой привозит в крепость приговоренного к казни молодого дворянина. За зверское убийство отца он должен принять долгую мучительную смерть: носить Зеленый браслет. Страшное "украшение", пропитанное ядом и приводящее к потере рассудка. Но таинственный узник молча сносит все пытки и унижения - и у хозяина замка возникают сомнения в его виновности. Может ли Добро оставаться Добром, когда оно карает Зло таким иезуитским способом? Сочетание историзма, мастерски выписанной сюжетной интриги и глубоких философских вопросов - таков роман Мирей Марк, написанный писательницей в возрасте 17 лет.
О одном из самых известных деятелей Белого движения, легендарном «степном волке», генерал-лейтенанте А. Г. Шкуро (1886–1947) рассказывает новый роман современного писателя В. Рынкевича.
«На правом берегу Великой, выше замка Опочки, толпа охотников расположилась на отдых. Вечереющий день раскидывал шатром тени дубравы, и поляна благоухала недавно скошенным сеном, хотя это было уже в начале августа, – смутное положение дел нарушало тогда порядок всех работ сельских. Стреноженные кони, помахивая гривами и хвостами от удовольствия, паслись благоприобретенным сенцем, – но они были под седлами, и, кажется, не столько для предосторожности от запалу, как из боязни нападения со стороны Литвы…».