Собака сутулая, или Несколько дней из жизни Кассиопеи Кирпичниковой - [3]

— Стою, стою…

Дождавшись, когда поток транспорта стихнет, Дмитрий Олегович с Касей быстро перебежали на другую сторону, и по широкой тропинке вошли в высокий хвойный лес с густым подлеском. Кася моментально нырнула в кусты.

— Куда?!

— Мы же гуляем!

— Давай гулять по-человечески — по дорожке, а не через буераки.

— Что я — маленькая?

— Кася, ты, разумеется, не маленькая. Но и я не мальчик, и не могу скакать за тобой через поваленные деревья. Давай так договоримся: вечером мы гуляем по моим правилам, а утром — по твоим.

— Ладно.

Кася пошла по дорожке чуть впереди, принюхиваясь. Запахи весеннего леса будили в ней жажду деятельности, хотелось бежать, искать и выгонять.

— А вот скажи мне, Кася, — спросил вдруг Дмитрий Олегович. — А все собаки разговаривают?

— Да все разговаривают, — ответила Кася, обнюхивая кротовую нору. Крот был где-то далеко, и докапываться до него сейчас было пустой тратой времени.

— И ты со всеми можешь поговорить?

— С собаками-то? Могу, конечно.

— А с кошками?

— Дмитрий Олегович, обидные ты вещи говоришь. Я с едой не разговариваю. И тебе не советую.

— Почему?

— Голодный останешься. И не отвлекай меня, я работаю.

Дмитрию Олеговичу было очень неприятно, что собака не разрешает ему с собой разговаривать, но решил, что, если уж они гуляют по его правилам, Кася имеет право хотя бы на молчание.

Плохая фамилия

Домой они вернулись только часа через два, вдоволь напетлявшись по тропинкам. Дмитрий Олегович был слегка шокирован, что Кася при нём разорила несколько птичьих гнёзд и задушила крота (а есть не стала), и поэтому не стал рассказывать об этом жене и дочери. Жену, как выяснилось на той же прогулке, звали Ирина Валерьевна, а фамилия их была Кирпичниковы.

— Вот собака сутулая, — ворчала Кася, пока они возвращались домой. — Плохая фамилия.

— Почему это? — ревниво спросил Дмитрий Олегович.

— А как вас сокращённо звать? Кирпичи?

— А зачем нас сокращённо звать?

— Ну, мало ли… А вдруг заяц?

— Что — заяц?

— Ну, вдруг он выскочит…

Дмитрий Олегович непонимающе покачал головой. Открывшаяся способность собаки вести осмысленную беседу его уже не шокировала, но вскрывала кучу проблем морально-этического характера. И думать об этих проблемах он не хотел.

Чай и закат

Ирина Валерьевна и Польша встречали их, стоя на террасе.

— Вы чего здесь? — удивился Дмитрий Олегович.

— Мы пьём чай и любуемся закатом, — сказала Ирина Валерьевна.

— Я тоже хочу пить чай и любоваться, — с воодушевлением сказал Дмитрий Олегович и ускорил шаг.

Он быстро протёр Касе лапы тряпкой, которую заранее приготовила котинька, разулся сам, и они вошли в дом.

— Кася, а ты пьёшь чай? — спросила Польша.

— Не пью.

— А закатом любуешься?

— Нет. Каша ещё есть?

Дмитрий Олегович проворчал, что кому-то вредно есть на ночь, но каши всё-таки положил, потому что, когда все пьют чай и любуются закатом, тому, кто этого всего не любит, нужно хоть чем-нибудь утешиться.

Пора на боковую

Часов в десять Польшу отправили совершать вечерний туалет и готовиться ко сну. Вслед за ней спать отправились и Митенька с котинькой. Кася долго лежала в полумраке комнаты с открытыми глазами и не могла заснуть. С одной стороны, попала она вроде удачно: люди с крепкой нервной системой, толерантные и не жадные. С другой стороны, она себя скомпрометировала, и это могло закончиться чем угодно: секретной лабораторией, бродячим цирком, или даже телевизионным ток-шоу. Конечно, в семье жить спокойнее и сытнее, но мало ли… Не пора ли рвать когти?

Кася прислушалась. Во дворе копошились землеройки и нудно звенели комары, в деревне собаки — все наверняка сутулые — облаивали припозднившегося путника. Семья Кирпичниковых уже крепко спала: Митенька тревожно храпел, котинька тоже изредка всхрапывала, Польша сладко сопела. Сон их был спокоен, потому что они ещё не знали самой страшной тайны.

Самая страшная тайна

Ровно в полночь дом сотрясли чудовищный грохот и лязг. Кирпичниковы в панике выскочили в зал, ожидая увидеть грабителей или… нет, пожалуй, только грабителей. Вспыхнул свет, но никаких грабителей не было. И Кася лежала на своём месте, стыдливо закрывая морду передними лапами.

— Кася, это ты?! — в ужасе спросила Ирина Валерьевна.

Ужаснуться и впрямь было отчего. Весь пол был залит растительным маслом, бутылка от которого, изгрызенная, валялась в углу. Яблоки, оставленные с вечера на столе, тоже были разбросаны и надкушены. Кто-то вытащил из посудомойки и разбросал посуду, а красивая миска и ложка со львёнком, пользоваться которыми предпочитала Польша, оказались на лежанке у Каси.

— Нет, — Кася убрала с морды одну лапу, но открывать глаза не стала. — Это Гуляй.

— Кто?!

— Гуляй.

— Ты же говорила, что он… — Дмитрий Олегович немного пожевал губами, пытаясь тактичнее выразить свою мысль.

— Подох в прошлом годе, — подтвердила Кася. — И меня одну оставил, собака сутулая.

— Он что — призрак?! — спросила Польша.

В голосе Полины не было страха, только восторг и любопытство.

— Полина, что за дичь?! — возмутился Митенька.

— Призраков не существует, — твёрдо сказала котинька.

— А что такое призрак? — спросила Кася.

Гуляй

По совокупности косвенных признаков, а именно: невидимость, неосязаемость, пунктуальность, повадки, а также настойчивое преследование Каси, Кирпичниковы выяснили, что это и впрямь призрак Гуляя, пса, с которым Кася — тогда ещё Дамка — жила бок о бок почти десять лет.