Собака, которая выла - [25]

В комнате наступило молчание, потом из круга тени за ослепительным сиянием ламп раздался голос:

— Да, я видел полотенце.

— Если б до вас, ребята, — сказал Перри Мейсон, — хоть немного дошло, насколько важно это полотенце, и вы сохраните его как вещественное доказательство, вам, глядишь, и удастся восстановить картину убийства. Отправьте полотенце на экспертизу — выяснится, что оно все в креме, который вытер с лица Клинтон Фоули. Обратите внимание — у него на подбородке остался клочок пены, совсем немного, куда меньше, чем можно было бы ожидать, если б его застрелили, когда лицо у него было в пене. И на полу, там, где он лежал, нет ни следа пены. Говорю вам, он вытер пену этим полотенцем.

— Не понимаю, что мешало ему обтереть лицо перед тем, как пойти в соседнюю комнату посмотреть, кто пришел, — невольно заинтересовавшись, возразил сержант Хоулком.

— Всего лишь то, — ответил Перри Мейсон, — что он уронил полотенце, спуская собаку с цепи. Если б он решил первым делом спустить пса, то не стал бы вытираться. Он бы сначала спустил собаку, а затем вышел из ванной и обтер лицо.

— Ну ладно, — сказал сержант Хоулком, — а где Артур Картрайт?

— Не знаю. Я пытался днем его разыскать. Его экономка говорит, что он ушел из дома.

— Тельма Бентон утверждает, что он скрылся с миссис Фоули, — заметил сержант.

— Да, — ответил Мейсон, — так она мне сообщила.

— А Клинтон Фоули сообщил Питу Доркасу.

— Я так и понял, — устало произнес Перри Мейсон. — Мы что, собираемся начинать все сначала?

— Нет, мы не собираемся начинать все сначала, — огрызнулся сержант Хоулком. — Я только говорю вам — в высшей степени вероятно, что ваш клиент Артур Картрайт сбежал с миссис Фоули; что он узнал от нее, как чудовищно обращался с ней муж; что он вернулся назад. решив убить Клинтона Фоули.

— И единственное так называемое доказательство, на которое вы опираетесь, — это то, что у Картрайта были неприятности с Клинтоном Фоули и он сбежал с его женой. Я вас правильно понимаю?

— Достаточно веское доказательство, чтобы на него опереться.

— Ладно, — сказал Перри Мейсон, — сейчас я от ваших построений не оставлю камня на камне. Если все так и было и Артур Картрайт действительно вернулся, то вернулся он с твердым намерением убить Клинтона Фоули, верно?

— Пожалуй, да.

— Прекрасно. Если он это сделал, он прошел бы прямо в дом, увидел Клинтона Фоули, наставил на него пистолет и без лишних слов нажал на курок — пиф-паф. Не стал бы он там болтаться и трепать языком, пока Фоули вытирал пену с лица. Он не стоял бы столбом и не дал бы Фоули вернуться в ванную спустить с цепи свирепого полицейского пса. С вами, ребятки, одна беда — стоит вам наткнуться на мертвое тело, как вы тут же начинаете выискивать, кто лучше всего сгодится в подозреваемые. Вы закрываете глаза на доказательства, не пытаетесь понять, на что они указывают.

— А на что они указывают? — спросил сержант Хоулком.

— Черт возьми! — устало сказал Перри Мейсон. — Пока что почти весь сыск по этому делу провел я один. Но я не намерен делать за вас всю вашу работу. Вам за нее деньги платят, не мне.

— Насколько мы знаем, — заметил сержант Хоулком, — вам порядочно заплатили — за все, что вы успели наработать по этому делу.

Перри Мейсон громко зевнул и произнес:

— Это одно из относительных преимуществ моей профессии, сержант. Оно, однако, имеет и свою отрицательную сторону.

— Какую? — спросил Хоулком с любопытством.

— Такую, что платят исключительно за способности, — ответил Мейсон. — Мне хорошо платят за работу лишь потому, что я доказал, что способен хорошо с ней справляться. Когда б налогоплательщики ежемесячно вручали вам жалованье только по результатам работы, вам, чего доброго, пришлось бы несколько месяцев прожить впроголодь, если б вы не проявили больше смекалки, чем сейчас.

— Хватит, — дрожащим от возмущения голосом сказал сержант Хоулком. — Я не позволю вам тут рассиживаться и меня оскорблять. Это вам не поможет, Мейсон, и неплохо бы вам это понять. В этом деле вы не просто выступаете адвокатом. Вы подозреваемый, черт возьми!

— Я догадался, — ответил Мейсон, — поэтому и сказал, что сказал.

— Послушайте, — заявил Хоулком, — либо вы лжете, что отправились туда к половине девятого, либо нарочно темните, чтобы запутать дело. Освидетельствование тела показывает, что Фоули был убит где-то между половиной восьмого и восемью. Когда прибыла группа по расследованию убийств, он был мертв вот уже сорок с лишним минут. От вас одно требуется — показать, где вы находились между половиной восьмого и восемью, и вас перестанут подозревать. Какого черта вы не хотите пойти нам навстречу?

— Я же вам говорю, — ответил Мейсон, — что не помню точно, чем в это время был занят. Я даже на часы не смотрел. Вышел пообедать, прогулялся, выкурил сигарету, вернулся к себе в контору, снова спустился на улицу, погулял, покурил и поразмышлял, затем поймал такси и отправился на встречу.

— Встреча была назначена на половину девятого?

— Встреча была назначена на половину девятого.

— Но вы не можете этого доказать?

— Разумеется, не могу. С какой стати мне доказывать время каждой деловой встречи? Я адвокат. Я встречаюсь с людьми по договоренности. За день я договариваюсь о множестве встреч. Кстати, то, что я не могу доказать времени встречи, не подозрительное обстоятельство, а, напротив, единственное свидетельство, что я договорился о встрече в обычном рабочем порядке. Если б я представил с дюжину свидетелей, готовых подтвердить, что я договаривался переговорить о чем-то с Клинтоном Фоули, вы бы сразу пораскинули мозгами над тем, с чего это я приложил столько сил, чтобы засвидетельствовать время встречи. Если, понятно, у вас есть чем пораскинуть.