Собака Кантерсельфа - [3]

Но теперь ведь точно засерут, понял вдруг Сафа. Эх, надо было в припортовый когти рвать. Кантоваться до последнего предела, пока в кандалах не привезут.

– По городскому законодательству все взрослое мужское население города подлежит трудоустройству, – заучено талдычил Пятаков. – Исключение составляют только абитуриенты, удачно сдавшие вступительные экзамены в высшие учебные заведения и зачисленные в оные. Вы ведь не студент, господин Сафин?

– Не студент. Как я им стану, если у нас институтов в городе давно нет, позакрывали все.

– Ай-яй-яй, господин Сафин. Вы не стали бы студентом, если бы даже институт располагался в соседнем подъезде. Вы же не закончили школу.

Сафа не соображал, что несет пристав. Смысл слов не доходил. Поэтому и поступил как идиот. Возможно, у него случилась истерика. Самую малость.

– Не нужны мне ваши институты, и работа ваша не нужна! – он сделал попытку закрыть дверь, чутко пресеченную Пятаковым, всунувшим в проем ногу в остроносой с загнутым носом туфле, по размерам и по форме напоминающим гондолу.

– Завидую вам, господин Сафин. Мы вам все на блюдечке преподносим. Не надо ни о чем беспокоиться. Обо всем уже подумали за вас. И напрасно вы говорите, что вам не нужна работа. Работа всем нужна, иначе человек становится тунеядцем, – на бледном лице Пятакова возникла глумливая ухмылка. – Странно, в городе официально безработица 100 процентов, а, сколько я не хожу по квартирам, все говорят, что им не нужна работа. Это же для вашей пользы, что ж вы за остолопы такие.

Судебный пристав откровенно потешался над ним, словно знал нечто непотребное о его будущем. "О котором уже все подумали за него". Знал и издевался.

А ведь я его мог обрезком трубы по балде, подумал Сафа. Нет, не мог бы, опроверг он себя. У приставов для таких случаев в кармане брелок с одной единственной кнопкой. Кнопкой вызова спецмона. Церберы Иван Иваныча как пить дать в "Спилер Докере" сигнала дожидаются, чтобы развлечься. О том, что они вытворяют с теми, кто поднял руку на приставов, лучше не вспоминать, чтобы не блевануть.

Пятаков был огорчен отсутствием реакции с его стороны и произнес с видимым сожалением:

– Извините, но мне велено вручить вам повестку и бланки медкарт. Комиссию вы должны пройти в любом случае. Наше предложение вас заинтересует, вот увидите.

– Убежден, что нет, – что он говорит, какую ерунду, ведь чудесно осведомлен, что это предложение не может заинтересовать или не заинтересовать, оно из разряда тех, которые существуют как нечто незыблемое, как Баальбекская платформа.

– Все так говорят по началу. А потом посмотрят, что им предлагают и передумывают.

Зарплата от 6 тысяч. Трехразовое питание. Бесплатная доставка на место работы.

Незабываемое морское путешествие. Чайки, круизный теплоход!

– Нет, нет, спасибо! – ловким тычком Сафа отправил "гондолу" через порог и торопливо захлопнул дверь, словно убегая от чумного.

– Комиссию вы должны пройти в любом случае! – как ни в чем не бывало, крикнул дядечка сквозь дверь.

Сафа видел, как Пятаков во дворе перебивает бумажки из своей папочки, потом удовлетворенно машет рукой, сам себе указывая маршрут, и уезжает на своей таратайке.

– Не пойду я ни на какую комиссию! – говорит Сафа, но это только слова.

Почему? Потому что время его пришло.

В подъезде давно нечем было дышать, а Счастливчик продолжал бубнить. Сафа подозревал, что день, когда появится судебный пристав, может оказаться не самым удачным в его жизни, но то, что он будет иметь такое нудное продолжение, он и предположить не мог.

Выйдя на площадку, он закрывал дверь, когда боковым зрением увидел поднимающуюся по лестнице массивную фигуру. Это был мужчина лет тридцати в милицейской форме, коренастый, с бычьей шеей и пудовыми кулаками, плечи едва поместились на лестничной площадке. Форма делала его квадратным и похожим на плиту на Синтетической с надписью: "Здесь будет установлен памятник героям, освободившим порт от сумитов в 1913 году".

Сафа сначала обкакался, приняв жирного за спецмоновца, потом, не увидев серебряных молний на обшлагах рукавов, успокоился. Это был всего лишь мент.

Неизвестно каким ветром занесенный в эти места, вымирающий вид, но мент. Жирный тем временем дополз до площадки. Здоров оказался бычара. Откормленный.

– Я ваш участковый, – представился он, впрочем, не назвав фамилии.

Странное дело, подумал Сафа. Я коренной житель Алги, впервые в жизни вижу алгинского участкового. На груди мента напротив сердца висела толстая блямба с цифрой "7". Число счастливое у подавляющего большинства народов, исключая сумитов, считавших семерку дьявольским отродьем. Посему Сафа стал про себя называть участкового Счастливчиком.

Рожей Счастливчик не вышел. Ну не получился. Нос с низким лбом существовали отдельно от мощного подбородка с лезвием плотно сжатых губ над ним. Глаза были бешеные. Водянистые, бело-голубые, практически бесцветные.

– Я ведь к тебе пришел, Саша, – притворно участливо набубнивал Счастливчик.

Участие меньше всего вязалось с его мрачным обликом. Сафа немедля почувствовал внутренний протест. Сашей его называли только родители, такая была их прерогатива, улица знала его как Сафу.