Собачья жизнь - [4]

Шрифт
Интервал

Итак, мы двинулись в путь. Сначала фургон ехал по асфальту, потом свернул на бугристый проселок и наконец остановился. Нимрод вылез наружу, но меня не выпустил. Услышав лай, я прильнул к стеклу.

На лесной лужайке стояли еще три или четыре машины, и в каждой из них, судя по звукам, сидела собака. Нимрод с друзьями топтались на травке, с мужественным видом хлопали друг друга по спинам и хвастались вооружением. По рукам пошла бутылка, а один из бесстрашных воинов достал из сумки колбасу и нарубил ее огромным ножом, каким не стыдно было бы свежевать и кита. Они сожрали ее так, точно несколько дней ничего не ели, а ведь все только что позавтракали. Потом появилась еще одна бутылка, лай постепенно затих, и я, кажется, задремал.

Следующее, что я помню, это как меня за шиворот вытаскивают из машины и отправляют в лес. Другие собаки, похоже, знали, как себя вести, и я решил делать то же самое. Опустив носы к земле, мы с целеустремленным видом бежали между деревьями, а вооруженный до зубов отряд замыкал колонну. При этом он производил столько шума, что все птицы, у которых имелась хотя бы половина мозгов (фазаны, к примеру), задолго до нашего приближения отправились искать спасение где-нибудь на крыше gendarmerie.



А вот поведение кроликов заранее угадать невозможно. Одна из собак вдруг резко остановилась и приняла позу, которую художники так любят изображать на охотничьих пасторалях: голова вытянута вперед, шея, позвоночник и хвост образуют идеально ровную линию, а одна передняя лапа приподнята, будто она наступила на какую-то гадость. Кажется, это называется «стойка». Я тут же поспешил проверить, что там происходит, и — о чудо! — под кустом сидел кролик. Он трясся, как желе, и, похоже, никак не мог решить, что делать: валиться на спину и притворяться мертвым, выбрасывать белый флаг или улепетывать со всех ног.

Вояки у нас за спинами страшно всполошились и начали выкрикивать какие-то команды, но я не обращал на них внимания. В конце концов, это был мой первый кролик и мне не терпелось его получше рассмотреть. С мечтой о плотном ланче я прыгнул к нему, а он, вероятно прочитав мои мысли, сорвался с места и проскочил у меня между ног. И тут разразилась третья мировая война.

Следует напомнить, что я еще никогда не бывал в бою, и жуткий грохот нескольких разрядившихся у меня над головой ружей стал для меня полной неожиданностью. Вы даже не представляете, какой это был шок, а потому я не считаю нужным оправдываться. Повинуясь одному лишь инстинкту, я вылетел с линии огня быстрее, чем кролик, и, кажется, даже обогнал его, когда несся назад к своему безопасному фургону.



Машина была закрыта, а потому я забился под нее и едва успел перевести дух и поздравить себя со счастливым спасением, как вернулись охотники. До меня доносились громкий смех и весьма сочные выражения, изрыгаемые моим Нимродом. Он единственный не смеялся.

В категоричной форме он потребовал, чтобы я вылезал из-под фургона, но мне казалось, что сначала надо дать ему успокоиться. Тогда он стал пинать машину, чем еще больше развеселил присутствующих, а когда и это не помогло, встал на четвереньки, прикладом вытолкал меня, распахнул дверцу и пинком направил внутрь.

Дорога домой получилась не слишком веселой. Я понимал, что не до конца оправдал его ожидания, но ведь это была моя первая охота. Откуда мне было знать правила игры? В интересах мира и согласия я сделал несколько робких попыток извиниться, но в ответ получил только чувствительный толчок и поток новых оскорблений. Только теперь я понимаю, что больше всего он злился на то, что по моей вине выставил себя кретином, каковым, собственно, и являлся, перед своими товарищами (те, судя по виду, были не многим умнее, но у них хотя бы имелось чувство юмора). Я заметил, что люди вообще очень чувствительны к тому, как они выглядят в глазах окружающих. Мельчайшая трещинка в броне самоуважения заставляет их дуться часами. Или срывать свое раздражение на тех, кто окажется под рукой. В данном случае на мне.



Итак, я опять оказался на веревке и на несколько дней впал в немилость. Мы с Нимродом заново осмысливали наши взаимоотношения. Он, видимо, мечтал об отважном и неутомимом помощнике на охоте. Я же склонялся скорее к тихой домашней жизни и, возможно, необременительным обязанностям по охране в обмен на крышу над головой. Не подумайте, что я отвергал охоту по моральным соображениям. Вовсе нет. По мне, так мертвый кролик гораздо лучше, чем живой и убегающий. Просто я не выношу грохота выстрелов. У меня на редкость чувствительные уши.

Последняя капля упала несколькими днями позже, когда Нимрод решил заняться моей дрессировкой. Он появился из дома, потрясая ружьем и каким-то бесформенным меховым свертком — кажется, это была одна из его ужасных старых фуфаек с привязанной сверху кроличьей шкуркой.

Сняв с моей шеи веревку, он сунул сверток мне под нос и заставил пару минут его нюхать. При этом он бормотал что-то о запахе дичи, совершенно упуская из виду, что уже давно вытирает этой фуфайкой руки, когда возится со своей машиной. Не так-то просто демонстрировать энтузиазм, вдыхая запах дизельного топлива, но я постарался принять одновременно деловой и возбужденный вид. После чего начался следующий акт фарса.


Еще от автора Питер Мейл
Год в Провансе

Герои этой книги сделали то, о чем большинство из нас только мечтают: они купили в Провансе старый фермерский дом и начали в нем новую жизнь. Первый год в Любероне, стартовавший с настоящего провансальского ланча, вместил в себя еще много гастрономических радостей, неожиданных открытий и порой очень смешных приключений. Им пришлось столкнуться и с нелегкими испытаниями, начиная с попыток освоить непонятное местное наречие и кончая затянувшимся на целый год ремонтом. Кроме того, они научились игре в boules, побывали на козьих бегах и познали радости бытия в самой южной французской провинции.


Хороший год

Год у Макса не задался. Он лишился работы и надежды расплатиться с долгами. И тут на него свалилось наследство: усадьба дяди Генри в Провансе. Друг убедил Макса хотя бы выяснить, какое там вино. Дядино вино не вызывает восторга, но жизнь в Провансе завораживает. В окрашенном воспоминаниями детства Провансе Макс встречает свою любовь. Неожиданно из Америки приезжает внебрачная дочь дяди. Если у нее по закону больше прав на наследство, Максу придется вернуться в дождливый Лондон. Но похоже, вокруг наследства плетутся какие-то интриги, а истина, как ей и положено быть, в вине.


Исповедь булочника

Первую запись о булочной «У Озе» Питер Мейл сделал в 1988 году, собирая материал для своего будущего бестселлера «Год в Провансе». После выхода в свет романа в булочную зачастили посетители. Им нужен был не только хлеб: они хотели получить рецепты и узнать секреты мастера, для того чтобы на собственных кухнях попытаться воссоздать великолепные творения Жерара Озе. Все это вы и найдете в «Исповеди булочника». Узнаете забавные истории о хлебе, познакомитесь с историей булочной Озе, получите множество полезных советов и, возможно, научитесь выпекать аппетитные багеты с хрустящей корочкой не хуже, чем это делает сам мастер.


Прованс навсегда

В продолжении книги «Год в Провансе» автор с юмором и любовью показывает жизнь этого французского края так, как может только лишь его постоянный житель.


Мои двадцать пять лет в Провансе

Где еще солнце светит триста дней в году? Где еще вы найдете настоящее rosé, иногда с ароматом винограда, иногда сухое – этот вкус лета в вашем бокале? Где еще козий сыр становится произведением искусства? И где еще живет столько дружелюбных людей со спокойным характером, которые ведут размеренную жизнь и лишены современной привычки нервничать и все время куда-то спешить? Перечень нескончаем, а ответ один – конечно в Провансе! В этом убеждены не только сами провансальцы, но и Питер Мейл, автор знаменитых книг об этом райском уголке на юге Франции, в котором он провел последние двадцать пять лет своей жизни, щедро делясь любовью к Провансу с миллионами своих читателей во всем мире.Впервые на русском языке!


По следу Сезанна

Питер Мейл угощает своих читателей очередным бестселлером — настоящим деликатесом, в котором в равных пропорциях смешаны любовь и гламур, высокое искусство и высокая кухня, преступление и фарс, юг Франции и другие замечательные места.Основные компоненты блюда: деспотичная нью-йоркская редакторша, знаменитая тем, что для бизнес-ланчей заказывает сразу два столика; главный злодей и мошенник от искусства; бесшабашный молодой фотограф, случайно ставший свидетелем того, как бесценное полотно Сезанна грузят в фургон сантехника; обаятельная героиня, которая потрясающе выглядит в берете.Ко всему этому по вкусу добавлены арт-дилеры, честные и не очень, художник, умеющий гениально подделывать великих мастеров, безжалостный бандит-наемник и легендарные повара, чьи любовно описанные кулинарные шедевры делают роман аппетитным, как птифуры, и бодрящим, как стаканчик пастиса.


Рекомендуем почитать
Расписание

Я впервые увидел Дмитрия Вачедина в Липках, на мастер-классе «Знамени». В последние годы из Германии приходит немало русских прозаических и поэтических текстов. Найти себя в русской прозе, живя в Германии, довольно трудно. Одно дело — воспоминания о жизни в России, приправленные немецкими бытовыми подробностями. Или — попытка писать немецкую прозу по-русски. То есть — стилизовать по-русски усредненную западную прозу… Но как, оставаясь в русском контексте, писать о сегодняшнем русском немце?Вачедин лишен ностальгии.


Гусеница

Рассказ «Гусеница» — одно из самых удачных произведений Дмитрия Вачедина. Сюжет строится на том, что русский мальчик ревнует маму к немцу Свену (отсюда в сознании ребенка рождается неологизм «свиномама»). Повествование ведется от третьего лица, при этом автор удивительным образом словно перевоплощается в мир маленького Миши, подмечая мельчайшие детали — вплоть до «комнаты, из-за своей треугольности как бы стоящей на одной ноге» и двери, которая «шатаясь и проливая кровь, поддается». Герой Вачедина как бы служит объектом для исследований, которого искусственно привнесенные в жизнь обстоятельства — семейные, социальные, но чаще связанные со сквозным мотивом эмиграции — ломают: так, ребенок в финале вышеназванного рассказа навсегда утрачивает русскую речь и начинает говорить только по-немецки.Борис Кутенков.


Большая Тюменская энциклопедия (О Тюмени и о ее тюменщиках)

Мирослав Маратович Немиров (род. 8 ноября 1961, Ростов-на-Дону) — русский поэт, прозаик, эссеист, деятель актуального искусства. Главное сочинение Немирова — фундаментальная «Большая Тюменская энциклопедия» («О Тюмени и о её тюменщиках»).Цель, ставимая перед собой издателем-составителем — описать словами на бумаге абсолютно все, что только ни есть в Тюмени (люди, дома, улицы, заведения, настроения умов, климатические явления, события, происшествия, и проч., и проч.) + описать абсолютно все, что имеется в остальной Вселенной — в приложении к городу Тюмени и/или с позиций человека, в ней обитающего: Австралию, Алгебру, жизнь и творчество композитора Алябьева, книгу «Алиса в стране чудес», и т. д., и т. п.[Примечания составителя файла.1. В этом файле представлена устаревшая версия 7.1 (апрель 1998), которая расположена на сайте ЛЕНИН (http://imperium.lenin.ru/LENIN/27/nemirov/intro-izda.html)


Болеро

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Туфли (рассказы)

Полина Клюкина не пишет про любовь полов своего поколения. Она пишет про поколение своих родителей. Её короткие рассказы заставляют сопереживать и бередят душу. Наверное, от того, что в них нет стандартных сюжетных схем, а есть дыхание жизни. В 2009 году она стала финалистом Независимой литературной премии «Дебют».


Шахразада

Нагиб Махфуз (1911 г. — 2006 г.) — выдающийся египетский писатель, основоположник современной арабской литературы, лауреат Нобелевской премии, автор трех десятков романов и двенадцати сборников рассказов. В 1988 году Нагиб Махфуз награжден Нобелевской премией «за реализм и богатство оттенков арабского рассказа, которые значимы для всего человечества».«Великий египтянин» и истинный гуманист, близкий как простым людям, так и интеллектуалам, Махфуз был не только блистательным писателем, но и удивительным человеком.