Собачий род - [98]
— А как же быть с фантомом белой волчицы, Владимир Александрович? Ведь, как я понимаю, эта волчица и сейчас ещё в городе.
— С фантомами, дорогой товарищ краевед, мы не работаем, — отрезал Густых. — Все патрули, военные, милиция, даже ветеринары оповещены о возможной опасности. Приметы этого "фантома" должны быть известны каждому патрульному. Насколько я знаю, отдан приказ стрелять в фантома на поражение.
Густых вопросительно взглянул на Гречина, тот молча кивнул.
— А есть ли предположение, где волчица, так сказать, дислоцируется? Надо же ей где-то скрываться, отлёживаться днём… — не отступал Коростылёв.
— Предположение есть. Но пугать я вас не хочу, — несколько загадочно ответил Густых.
Коростылёв встал, слегка поклонился и сказал:
— А меня, Владимир Александрович, запугать не так-то и просто.
Густых вопросительно поднял брови, а Кавычко наклонился к нему и стал что-то быстро шептать, поглядывая на Коростылёва. Под конец он покрутил пальцем у виска.
И перевёл взгляд на Коростылёва. А взглянув, вздрогнул: глаза этнографа-краеведа за разбитыми стёклами очков внезапно вспыхнули пронзительным янтарным светом.
* * *
Когда все вышли, Густых сказал Кавычко:
— Мне вообще не нравится этот Коростылёв. Говоришь, лежит в пустой комнате?
— Абсолютно пустой. Только какая-то белая… гм… шкура, типа ковра. Ну да. Холодина, иней на стенах прямо лохмотьями. Печь не топлена, видимо, уже давно. А сам — в костюме и босиком на этой шкуре лежит.
— На какой? — уточнил Густых.
— На белой. Лохматой такой…
Оба заметно вздрогнули и взглянули друг на друга.
После довольно долгой паузы Густых сказал:
— Ну, вот что. Надо, наконец, выяснить, кто такой этот Коростылев. И почему он живёт не в благоустроенной квартире, как все заслуженные преподаватели вузов, а в какой-то развалюхе, да ещё и в районе ЛПК…
Кавычко внезапно просиял.
— Владимир Александрович, досье на Коростылёва я начал готовить ещё по указанию Максима Феофилактовича.
— И где оно?
Кавычко пожал плечами.
— Может быть, в его сейфе, или здесь, в бумагах.
— "В бумагах", — передразнил Густых. — Что ж теперь, прикажешь выемку документов производить?
Кавычко кашлянул. Придвинулся к Густых и сказал:
— Я сам занимался некоторыми вопросами. Например, связался с жилконторой лесопромышленного комбината, на балансе которого был этот дом. Так вот, в 1981 году в этом доме проживала семья из трёх человек — молодые родители и дочь. Дом они получили от тестя, ветерана войны, который в свою очередь получил от горисполкома трёхкомнатную квартиру. Так вот. В один день вся семья заболела и оказалась в реанимации.
— Чем заболела?
— В официальной справке, которую мне выдали по приказу Ковригина в Третьей городской больнице — осложнённый дифтерит. Сначала умерла девочка, а потом и родители. Дом был продан некоему Свиридову, работавшему на хладокомбинате. В 1990-м году Свиридов внезапно скончался от острой сердечной недостаточности. Ему сорока лет ещё не было. Проживал один, хотя к нему приходила женщина.
— Что за женщина?
— Наверное, знакомая. Сожительница. Проводила с ним несколько суток и уходила, — это по свидетельству Анны Семеновны Лаптевой, соседки Коростылёва. Её опрашивал сам Чурилов.
— И где эта женщина? — не без труда соображая, спросил Густых.
— Сожительница?
— Нет, соседка. Как её — Лаптева?
— Скончалась несколько дней назад. Ей уже за восемьдесят было.
— Та-ак… — нахмурился Густых. — Ну, а где эта приходящая сожительница?..
Кавычко развёл руками.
— О ней ничего конкретного выяснить не удалось…
Густых смотрел на Кавычко расширившимися глазами.
— И ты все эти дни молчал? — сурово спросил он.
Кавычко виновато пожал плечами.
— Максим Феофилактыч сказал, что все эти сведения относится к высшему разряду секретности. Он даже фээсбэшников не подключал, велел мне самому копать. Только Чурилов знал — он в милицейских картотеках справки наводил, и отчасти помог Ковригин. Он приказал выдать мне справку и о третьей семье.
Густых откинулся на спинку кресла.
— Была и третья?
— Была.
— И тоже вымерла от холеры?
Кавычко сдвинул брови, вздохнул:
— Нет. От пищевого отравления.
Густых обвёл глазами стол, приставные тумбы с телефонами, кипами бумаг, канцелярскими мелочами.
Наконец спросил:
— Где это досье?
Кавычко молчал.
— Откуда вообще взялся этот Коростылёв?
— Неизвестно, — сказал Кавычко. — Этим занимался Владимиров, — ФСБ подключили в последний момент, когда стало ясно, что Коростылёв нигде не фигурирует, — только записан в домовой книге жилконторы. Бывший хозяин прописал его как своего дальнего родственника.
— Тот, который от отравления умер?
— Ну да… Извините, Владимир Александрович, но я ведь всего досье не читал… А в жилконторе бардак страшный. Лесопромышленный комбинат стоит, всю "социалку" сбрасывает. В том числе и эти дома. Домовые книги раздали владельцам домов. Так что я и книги не видел — только запись в карточке.
Густых подумал.
— Ну, а как насчёт его преподавательской деятельности? В педагогическом институте справлялись?
Кавычко помялся.
— Институт давно уже преобразован в университет. До их архивов я, прошу прощения, так и не добрался… Но на кафедре этнографии некоторые ветераны его вспомнили…
Россия. Конец XIX века. Террористы-народовольцы приговорили царя-освободителя Александра II к смерти. Начинается кровавая охота на русского императора. Однако вся мощная охранительная система империи не в силах защитить государя. Царя окружила незримая сеть предательства, нити которого тянутся очень высоко. И террористы – лишь орудие в руках заговорщиков.Но заговору противостоят члены таинственной лиги, цель которой – сохранить монархию. Сохранить империю. И не дать стране впасть в бездну анархии и безвластия.Кому выгодно убийство императора? Кто или что торопит убийц? И почему через полвека Сталин приказал отыскать оставшихся в живых членов лиги?
На окраине сибирского городка происходят загадочные убийства. Растерзанные тела находят в переулках, на свалках. Власти устраивают массовый отлов бродячих собак и отстрел волков... О местном краеведе ходят нехорошие слухи. Все, кто входит в его дом, бесследно исчезают. Старик не топит печь, лежит в пустой холодной комнате, в которой нет никакой мебели кроме лежанки и белой шкуры на полу…Больного и старого пса Тарзана хозяева увозят из дома и бросают в лесу. Но пес должен вернуться и спасти свою Маленькую Хозяйку.
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
Дамы и господа, добро пожаловать на наше шоу! Для вас выступает лучший танцевально-акробатический коллектив Нью-Йорка! Сегодня в программе вечера вы увидите… Будни современных цирковых артистов. Непростой поиск собственного жизненного пути вопреки семейным традициям. Настоящего ангела, парящего под куполом без страховки. И пронзительную историю любви на парапетах нью-йоркских крыш.
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».