Собачий рай - [6]

— Потому что сегодня он удалял корове кишки. Потом пришел домой и до того, как отключился, велел позвонить вам. Тумбочка у кровати была завалена аптечными упаковками, капсулами нитроглицерина, таблетками детского аспирина в оболочке и смятыми салфетками в желтых пятнах.

— Он ветеринар, да? — спросил Ричард.

— Кто еще полезет корове в живот?

— Ему сегодня звонили с работы?

— Я сказал секретарше, чтоб она больше не звонила.

— Знаешь, люди расстраиваются, когда их животные болеют.

— Он сказал мне, что не хочет больше жить. Вы помолитесь над ним и оставьте его подыхать.

— Так и сказал?

— Не я же это придумал.

Ричард огляделся в поисках Библии и увидел ее на комоде. Рядом стояло несколько фотографий в серебряных рамках. На двух из них был сам хозяин, снятый много лет назад вместе с какой-то женщиной, наверное, женой. Еще на двух были принадлежавшие ему собаки и еще на одной — он с мальчиком, который впустил Ричарда в дом. На гвозде над комодом висело распятие, а перед фотографиями лежали ключи от машины, леденцы от кашля и очки в черном футляре. Ричард взял Библию и снова подошел к кровати. Грудь старика едва заметно поднималась и опускалась. Он не сипел и не задыхался, как Барри. Может быть, Барри просто хотел еще немножко пожить.

— Что будет с тобой, если он умрет? — спросил Ричард.

— Брошу на него лопату земли, когда его будут хоронить.

— Других родных нет?

— Только мать, но она вряд ли захочет приехать, чтобы забрать меня. По крайней мере, до сих пор не хотела.

Ричард раскрыл Библию. Псалмы годятся для любого важного случая, подумал он. Двадцать второй особенно надежен: он подходит для всех, кто ищет утешения, почти независимо от повода. Ричард помнил канонический перевод: «Господь — Пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться». Книга умирающего ветеринара была менее сдержанна. Там говорилось: «Поскольку Господь — мой Пастырь, у меня есть все, что мне нужно!» Ричард глянул на корешок. Он узнал издателя, который обычно выпускал биографии конгрессменов правого крыла. Ричард решил прочесть по памяти отрывок, приписываемый Екклесиасту. Он положил ладонь старику на грудь. Ему было слышно, как умирающий тихо, с трудом дышит. Его лицо уже стало терять цвет. Оно было мучнисто-белым и блестящим там, где он потел. Ричард стер со лба старика капли влаги. Кожа его была прохладной на ощупь, словно он уже умер. Поры на его лице взбухли, кожа как будто отслаивалась. Звуки, которые из него исходили, нутряное бульканье и выдохи, возможно, свидетельствовали о начале распада внутренних органов. Когда Ричард стал произносить над телом старика слова из Библии, мальчик взял его за руку и сжал ее.

— Кто находится между живыми, тому есть еще надежда, — процитировал Ричард, — так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву. Живые знают, что умрут, а мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния, потому что память о них предана забвению.

— Аминь, — сказал мальчик.

Ричард подошел к окну и открыл его. Собаки во дворе залаяли. Холодный ночной воздух прояснил ему мозги. У автотрассы, ведущей в соседний штат, виднелась россыпь огоньков, а над ней — молочный ореол. Дом старика казался одиноким, далеким от всего и погруженным в прошлое. Лет десять назад он был бы темным или в лучшем случае отражал бы редкие блики света от других ранчо вдалеке; новые дома были тогда еще призраками. Как быстро порой меняются места и судьбы! Этот мальчик уже практически сирота. Ричард вспомнил о девушке. Она, наверно, сейчас в клинике вместе с Лили, следит за Барри и ждет, когда ей скажут, что он выживет. Мальчик стоял около кровати, глядя на старика так, будто это какой-то необычный камень или растение, попавшееся ему на прогулке в горах. Ричард сказал:

— Надо позвонить, чтобы твоего деда забрали.

— Вы не настоящий священник, — сказал мальчик.

— Правда?

Ричард подумал: если ты молился за кого-то и читал Писание, когда он умирал, то ты священник. Все прочие квалификации вряд ли имеют значение.

— Где ты будешь жить? — спросил он мальчика. — Пока мать за тобой не приедет?

— Могу в этом доме, только тут никого нет, чтобы жить со мной.

— Тебе когда-нибудь бывает здесь одиноко?

Мальчик озадаченно посмотрел на него.

— Я не знаю, что такое одиноко. Я знаю только этот дом и то, чему он учил меня из книг.

— А священник из вашей церкви найдет тебе место, где жить?

— Если бы ему было не все равно, он уже был бы здесь, так?

— Наверное, — ответил Ричард.

Он закрыл Библию, вложив красную закладку-шнурок между ее тонкими листочками.

— Покажи мне, где телефон, — попросил он мальчика. — Надо кое-кому позвонить.

Лили решила быть с Барри во время всех процедур. Меган не хотела оставаться, но и уехать тоже не могла.

Что, если он умрет, сказала она. Барри положили на металлический стол. Ветеринар пристегнул к его морде кислородную маску. Он пощупал, потыкал, понажимал, затем перекатил его на бок. Барри застонал. Ассистент врача сказал: знаю, знаю. Они проверили ему пульс, подняли веки и посветили фонариком в зрачки, как будто хотели заглянуть в мозг. Врач нажал ему на грудь обеими руками и поднял их, нажал — поднял, нажал — поднял, стараясь наладить сердцебиение. Потом сказал Лили: