Собачье счастье - [47]

Я сглотнула и повторила как попугай:

– Значит… вы Дэвид Уайт.

– Да, – он посмотрел на меня, удивленно подняв брови. – Это… так. Надеюсь, с моим именем мы разобрались.

Я рассеянно кивнула, продолжая смотреть на него и ощущая какую-то странную невесомость. У меня было такое чувство, словно все это происходит не со мной – где-то вне моего тела и даже моего разума.

– А вы американец?

– Вообще-то нет.

– Но у вас американское произношение, – вяло заметила я, пока он доставал фотоаппарат.

Дэвид покачал головой:

– Я такой же англичанин, как и вы. – Он произнес «англича-анин».

– Но откуда у вас американский акцент?

– Это очень просто объяснить, – сказал он, не скрывая раздражения. – Я вырос в Штатах.

– А… – Об этом я не подумала. – Почему?

– Что почему?

– Почему вы там росли?

Он выпрямился и пристально посмотрел на меня.

– Извините, но вы уж чересчур… любопытны.

– Это вы меня извините. Я просто… хотела знать… почему вы там жили.

Он выглядел раздраженным и растерянным одновременно.

– Почему вы хотите это знать?

– Ну… – Я пожала плечами. – Просто… хочу… и все.

– Ла-адно, – протянул он и поднял руки вверх, словно бы сдаваясь. – Мой отец там работал.

– Где он работал?

Теперь Дэвид смотрел на меня как на сумасшедшую.

– Господи, – тихо произнес он. – Что за вопросы? В Нью-Хейвене, если вас это так интересует.

– Там, где Йел?

– Да.

– А чем он занимался? Преподавал в университете?

– Послушайте… – Он глубоко вздохнул, пытаясь скрыть раздражение. – Я вижу вас в первый раз и пришел сюда, чтобы вас сфотографировать, а вовсе не на допрос.

– Извините, – пробормотала я, собираясь с духом. – Просто я… была удивлена. Понимаете, я ожидала увидеть американца…

– Но я не американец! Надеюсь, я сумел вас в этом убедить, и теперь мы можем перейти к съемке. – Он достал пленку и начал заправлять ее в фотоаппарат. – Я сделаю несколько снимков здесь, – сказал он, окидывая взглядом кабинет. – Потом пару снимков снаружи – мы могли бы подняться на холм.

Он держал перед моим лицом экспозиметр и прищурясь смотрел на шкалу. Теперь я могла хорошо разглядеть его ладони. Кожа на их тыльной стороне была странно бледной, а по текстуре напоминала узорчатую ткань. На пальцах я заметила множество крошечных белых линий, похожих на миниатюрные пучки света. «Это я сделала с тобой, Дэвид. Это я. Это я». Он заметил мой взгляд, и я отвела глаза.

– Могу я предложить вам чашку кофе? – спросила я. Тон моего голоса становился более обычным по мере того, как я постепенно приходила в себя. – А может, вы хотите есть?

«Или я могла бы отдать тебе все свои деньги и драгоценности – все, что у меня есть. Я была бы только рада…»

– Нет, спасибо, – ответила он. – Не беспокойтесь.

На мгновение воцарилось молчание. Затем Дэвид посмотрел на Германа.

– Славный пес, – сказал он, внезапно став более приветливым – Как его зовут?

Я назвала имя собаки.

– А, Герман-германец, – произнес гость.

– Точно.

Он присел на корточки и погладил блестящую шерсть Германа.

– Таксы мне нравятся, – заметил он. – У них всегда такой вид, как будто произошло – или вот-вот произойдет, – что-то страшное.

– Я тоже люблю их за это выражение острой… тревоги, – промолвила я.

Дэвид кивнул и в первый раз улыбнулся.

– Извините меня за расспросы, – сказала я. Он пожал плечами:

– Все нормально. Думаю, вы просто разнервничались.

«Да уж…»

– Но не волнуйтесь, Миранда… Что он хочет этим сказать?

– …на моих фотографиях вы отлично получитесь.

Ох… Теперь я заметила, что у него теплый взгляд и красивые губы, а волосы отливают красным золотом. Я быстро погляделась в компактное зеркало. От синяка не осталось и следа.

– Может, мне подкраситься? – спросила я. – Обычно я этого не делаю.

Он склонил голову набок и поглядел на меня, как ценитель, рассматривающий картину.

– Нет, тон кожи у вас ровный, – думаю, все будет в порядке. Между прочим, мои фотографии – черно-белые, так что вполне можно обойтись без макияжа. А вот на цветных снимках – совсем другое дело.

Он достал фотоаппарат из сумки и повесил его на шею. Потом он направил его в мою сторону, взял меня в фокус и щелкнул затвором. Я моргнула.

– Я не была готова.

– Почему же – были.

– Но я не улыбалась.

– А я и не хотел, чтобы вы улыбались. Обычно улыбка что-то скрывает.

– Правда?

– О да. Улыбка – почти всегда маска. Ну-ка, а теперь…

Дэвид подошел поближе, и я почувствовала лимонный аромат его одеколона.

– Да-а. Хорошо. Очень хорошо.

Он снова щелкнул затвором, причем так тихо, что я едва заметила.

– А теперь сядьте, пожалуйста, вот на ту кушетку… да, именно… и возьмите собаку.

Он протянул мне пса и убрал из кадра два стула.

– А теперь я хочу, чтобы вы с ним смотрели в разные стороны. Вы просто немного поверните голову сюда… да, вот так. Отлично. А ты, Герман, смотри на меня, ладно?

Я снова услышала мягкий щелчок, а затем Дэвид перемотал пленку. Он сделал сперва два снимка, потом еще пять подряд, после чего внезапно остановился.

– Понимаю, что это непросто, – сказал он, опустив фотоаппарат, – поскольку я направляю на вас такой увесистый объектив, но не могли бы вы немного расслабиться?

«Нет, не могу. Из-за тебя. Как я могу расслабиться перед тобой?»