Собачье дело: Повесть и рассказы - [20]

В тот раз я гулял на окраине города. На углу одной из улиц был ресторан, которого я раньше никогда не замечал. Я узнал его по белым, в складочку, «ресторанным» шторам на окнах. Было поздно и я решил поужинать.

Нашел уютный столик у окна и стал смотреть на улицу. Начал накрапывать мелкий дождь и на мокрой серой мостовой возникли три окна моего ресторана. Хотя стало темнеть, в ресторане не зажигали дополнительного освещения, и только мягкий апельсиновый свет сочился откуда-то сверху, из-под потолка.

К столику подбежала официантка, звеня «медью», как кошка-копилка. На поясе у нее болталась открывалка для бутылок.

— Что заказывать будем? — спросила она и салфеткой смахнула мне на брюки крошки со столика.

— А что вы можете предложить?

Официантка заинтересованно посмотрела на меня.

— Наверное, вы у нас никогда не были. Вот меню. — Она положила на стол двойной листок, отпечатанный через копирку.

Я посмотрел в меню и не поверил своим глазам, потом еще раз прочел внимательно названия блюд и чуть не расхохотался официантке в лицо, но вдруг осекся. Она смотрела на меня совершенно серьезно и ждала заказа.

— Это очень остроумно, конечно, но не могли бы вы дать мне нормальное меню?

— Так оно и есть нормальное, — спокойно ответила она и ткнула толстым пальцем во внушительную закорючку. — Вот подпись директора. Вы не удивляйтесь, а заказывайте лучше скорее. А то мы скоро закрываемся.

Я все равно не очень-то поверил ей, но даже слабая вероятность получить то, что было в меню, заставила мое сердце сжаться от волнения.

— Ну что ж, — выдавил я с улыбкой, — с удовольствием бы заказал на первое теплые отношения, полную порцию, на второе, пожалуй, несколько штук чудных мгновений, а на десерт немного счастья, граммов, так, двести.

Все это синим по белому было напечатано в меню.

— Теплые отношения брать не стоит. Они уже остыли. Чудные мгновения кончились. А счастье уже второй день не готовим. Для полного счастья не хватает кое-каких мелочей. С базы не завезли.

— Может быть, у вас так просто съестные блюда называются? Я, к примеру, заказываю «сердечное участие», а вы мне селедку с луком приносите?

Официантка, кажется, обиделась.

— Селедку мы всегда селедкой называем, а лук — луком. И если в меню написано «сердечное участие», то и получите себе сердечное участие. А селедки с луком у нас вообще не бывает.

— А что, если я попрошу у вас первую любовь? Дадите?

— Могу, но не советую. Сегодня первая любовь не свежая. И вообще, у нас уже все кончилось. Надо было раньше приходить, в обед.

— Я вас очень прошу, может у вас завалялись где-нибудь для меня юношеские мечты или ошибки молодости?

— Да я бы с удовольствием. Но, честное слово, ничего нет. Приходите завтра к двум часам и хоть все заказывайте.

Официантка ушла, но через минуту снова вернулась.

— Вижу, вы человек порядочный. Могу вам предложить кое-что, чего нет в меню, — она нагнулась ко мне и щекотно задышала в ухо. — Бифштексик, например, с кровью. А можно и под бифштексик кое-что сообразить.

Мне пришлось согласиться, и вскоре она принесла тарелку с куском аппетитного мяса, картошкой «фри», соленым огурчиком, свеклой и морковью. Рядом на подносе стояли небольшой графин и рюмка.

Когда я вышел из ресторана, дождь перестал. Еще больше стемнело, и три ресторанных окна прорубями искрились на мостовой.

Утром я пришел рано, ресторан только открыли. Знакомая официантка встретила меня, как старого друга. Напрасно пытался я прочесть в ее лице иронию или насмешку.

Я сел за свой столик у окна, а официантка подала мне вчерашнее меню: я узнал его по жирному пятну в правом верхнем углу.

— Ну как, сегодня уже все есть? — с замиранием в сердце спросил я.

— Как и обещала, — ответила она.

Я еще раз внимательно прочитал меню, в которое вошли все мечты моей жизни. На душе было радостно и немного жутко.

— А можно, я закажу все, с начала до конца.

— Конечно, — официантка взяла блокнот и приготовилась записывать.

— Неужели все-все? — повторил я, не веря своим ушам.

Официантка терпеливо ждала.

— Тогда дайте мне, если можно, бифштекс с кровью и сто пятьдесят граммов.

Я опрокинул рюмку и начал разрезать бифштекс. Только сейчас догадался я посмотреть вокруг. За столиками сидело уже довольно много посетителей. Перед каждым стояла тарелка с дымящимся мясом и графинчик с водкой.

— Девушка, еще сто пятьдесят, пожалуйста.

Официантка понятливо кивнула головой и пошла выполнять заказ.

Летом, в середине дня

В маленьком мужском салоне на два кресла на углу улицы имени польского поэта Мицкевича старый парикмахер Гольцман рассказывал парикмахеру Наде о своей ученице:

— Понимаете, Надя, она не умеет брить. Нет, стригет она, конечно, хорошо, я ничего не говорю. А вот брить она не умеет. Не умеет, хоть ты ее режь!

— Пусть учится, — сказала Надя, делая массаж лица клиенту. — Вы, Гольцман, совсем не даете ей работать.

— Не могу же я дать ей своих клиентов, — тихо сказал Гольцман, наклоняясь к Наде. — Она же их заброет до смерти.

— Что же она, учиться не должна? — спросила Надя.

— Что вы, что вы, — замахал парикмахер руками. — Но пусть учится на своих родственниках.

— Дайте ей студента, — сказала Надя и указала расческой в зеркало. Там стоял молодой длинноволосый парень.