Собачье дело - [11]

Шрифт
Интервал

— Почему вы так думаете?!

— А зачем бы, по-твоему, псы караулили меня около кос? Да еще и целый час. Они и так-то не слишком дружелюбны, а тогда просто свихнулись от недокорма.

— Н-но… тогда получается, что нас с Роном кто-то видел у турбин, — прерывисто дыша, пробормотал Алан. — Но кто? Мы же никого не заметили!

Эрик внимательно посмотрел на юношу.

— Тебе лучше напрячь память и все припомнить. Я не могу сейчас тебя защитить. Но у меня есть приятель, Джок Тейлор, я попрошу его за тобой присмотреть.

— Не надо! — дернулся Алан. — Не надо, пожалуйста! Я не хочу, чтобы из-за меня опять кто-то…

— А я не хочу, чтобы тобой пообедала парочка адских гончих. Тем более, что тебя и на одну-то не хватит.

«Господи, как такая бесполезная тварь, как я, могла стать жнецом?!» — в отчаянии подумал Алан. Если бы он был поумнее… если бы дождался Эрика… если бы не тянул время, осматривая прутья в решетках… если бы… если бы… цепь ошибок, одна за другой, нанизанных на его глупость и безответственность… Слингби коснулся его руки.

— Алан, нельзя так себя поедать. От тебя же через полгода ничего не останется.

Юноша наконец рискнул взглянуть в лицо наставнику и с удивлением обнаружил, что тот… не сердится. И даже улыбается несколько насмешливо.

— Спирс, — заметил Эрик, — еще задаст тебе жару. А пока выброси ерунду из головы и постарайся припомнить, кого или что ты видел. А, и еще. Ты обедал?

Алан задумался.

— Не помню, — неуверенно отозвался юноша.

«Ну, Сатклифф, я тебе это припомню!» — фыркнул Эрик. За минувшие два дня Хамриз дошел практически до полупрозрачного состояния.

— На столике пирог с говядиной. Еще теплый. Бери и ешь.

— Но это же ваше!

— Я сказал, бери и ешь! А ну живо!

Вот так Уильям, появившись в палате своего подчиненного, и застал Алана, который уничтожал пирог под тяжелым взором своего наставника. Увидев Спирса, стажер попытался подавиться насмерть.

— Добрый день, Хамфриз, приятного аппетита. Вы наконец-то решили поесть?

— Уилл, оставь его в покое.

— Между прочим, Слингби…

— Это мой стажер. Сам захочу — сам и двину. А ты уймись. И вообще, какого черта?! Тебе что, твоя нога надоела, решил избавиться?

Уильям смерил диспетчера пронзительным взглядом. Алан тихо давился пирогом, спрятавшись за шкафом. Шеф опустился на койку Эрика и метнул еще один взор, чуть полегче того, первого, в сторону вентиляционной решетки.

— Сатклифф, Нокс, слезайте оттуда. Я жду вас здесь.

«Вот гады!» — возмутился Алан, когда Грелль и его стажер возникли из пустоты. Что это они рассчитывали увидеть?!

— В чем дело, Уилли? Почему ты встал? Разве тебе…

— Я не собираюсь лежать в лазарете, когда моих сотрудников едят твари из преисподней, — отрезал Спирс. — И на этом, Сатклифф, тема исчерпана, ясно? Вчера вечером прошло еще одно совещание евробюро, — взгляд Уильяма чуть смягчился. — В связи с чрезвычайной ситуацией и прочим было решено допросить ваших стажеров. Мы просмотрим пленки их воспоминаний о том, что случилось около турбин. Прошу отнестись с пониманием.

Грелль задохнулся и даже не смог выдавить из себя протестующего писка.

— Да пошел ты в задницу, Уилл! — рявкнул Эрик. — Он не подопытный кролик, и я тебе не позволю на нем эксперименты ставить!

— А ты определись, Эрик, — вкрадчиво ответил Спирс, — тебе что дороже — твой стажер или фарш из него? — тяжело опираясь на секатор, шеф поднялся. — Пойдемте. Нас ждут.

— Я с вами, — Эрик сел. — Не надейся, что я оставлю его на растерзание этим стервятникам.

* * *

Рональд нервничал. Он ерзал на стуле, косился на наставника, который застыл рядом с ним, и почему-то все время приглаживал волосы. Алан, наоборот, сидел тихо около Эрика и размышлял о том, чем аукнется наставнику досрочный подъем с больничной койки.

— Интересно, — пробормотал Грелль, — когда наша невинная овечка наконец заметит, что Слингби смотрит на нее, как бульдог — на сахарную косточку?

— Боже, шеф, ты еще в состоянии об этом думать?! Да когда же они наконец начнут, я сейчас чокнусь!

— Рон, не шипи. Меня пару раз так допрашивали. Это неприятно, но, если пленку берет умелый жнец, довольно терпимо.

— А что с нами будут делать? — негромко спросил Алан.

— Возьмут кусочек твоих воспоминаний, — хмуро отвечал Эрик. — На пленке записывается все — от твоих эмоций до того, что ты видел, но не зафиксировал в своем сознании. На это они, видимо, и рассчитывают.

Нокс нервно рассмеялся.

— Надеюсь, они будут осторожны. Если пленка размотается слишком сильно, то от этого и умереть можно. Или на всю жизнь остаться овощем, пускающим слюну.

Хамфриз вздрогнул.

— Я не думал, что это так трудно.

— Будь это легко, — буркнул Эрик, — они бы давно взяли по куску пленки у каждого из нас и нашли бы этого ублюдка. Алан, только не нервничай и не напрягайся. Хуже будет.

Алан немедленно вцепился руками в стул. Нервы мелко завибрировали.

— Ну что, юные дарования, — осведомился шеф евробюро, — вы готовы? Начнем с вас, стажер Хамфриз.

Алан, еле передвигая ноги, подошел к столу с проектором. Коса главного начальника выглядела… как, собственно, коса. И от этого гран босс очень напоминал Смерть со средневековых гравюр.

— Тарлах, оставь, — вдруг сказал Спирс. — Я сам возьму пленку.


Рекомендуем почитать
Берлинская лазурь

Как стать гением и создавать шедевры? Легко, если встретить двух муз, поцелуй которых дарует талант и жажду творить. Именно это и произошло с главной героиней Лизой, приехавшей в Берлин спасаться от осенней хандры и жизненных неурядиц. Едва обретя себя и любимое дело, она попадается в ловушку легких денег, попытка выбраться из которой чуть не стоит ей жизни. Но когда твои друзья – волшебники, у зла нет ни малейшего шанса на победу. Книга содержит нецензурную брань.


Неделя жизни

Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.


Осколки господина О

Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?


Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Красный бык

Абстрактно-сюрреалистическая поэзия. Поиск и отражение образов. Голые эмоции. Содержит нецензурную брань.


Череда дней

Как много мы забываем в череде дней, все эмоции просто затираются и становятся тусклыми. Великое искусство — помнить всё самое лучшее в своей жизни и отпускать печальное. Именно о моих воспоминаниях этот сборник. Лично я могу восстановить по нему линию жизни. Предлагаю Вам окунуться в мой мир ненадолго и взглянуть по сторонам моими глазами.