Собачье дело - [10]
— В общем-то, Аланчик, если тебе так уж хочется посамобичеваться, я могу сводить тебя к Уилли. Он всегда с удовольствием удовлетворяет такие пожелания, — от тона, которым это было сказано, бросило в краску даже Рональда. — А потом, если ты еще будешь в состоянии держаться на ногах, я отведу тебя к Эрику. Он хотел тебя видеть и, кстати, велел накормить тебя, даже если ты будешь сопротивляться.
Хамфриз вздрогнул, и в глазах его наконец проступило что-то осмысленное. Грелль залил травяную смесь горячей водой и сунул чашку стажеру.
— Что это? — спросил Алан, подозрительно покосившись в кружку.
— Корень валерианы, хмель, мята и цветы кенафа. Успокаивает.
Алан осторожно глотнул. Вроде бы ничего… На вкус, как выпаренное сено, но зато пахнет приятно. Грелль, заварив себе смесь из листьев тмина и боярышника, уселся на стол и уставился на Алана таким взглядом, что Рону стало как-то не по себе. Все же Хамфриз не в том состоянии, чтобы… еще расколотит кружку о голову наставника, а голова у Грелля и так не самое сильное место…
— Ах, Аланчик, — в умилении промурлыкал этот больной на голову шизофреник, — какие у тебя маленькие ручки!
Стажер чуть не захлебнулся отваром.
— И вообще ты такой трогательный, как куколка, так и хочется тебя затискать! Когда ты уже наконец скажешь Эрику…
— Ты сказал Спирсу, что на Слингби напали гончие? — торопливо вклинился Рон, заметив, что на лице Алана появился не только здоровый румянец, но и выражение тихой злости. Зато Грелль привел его в сознание прямо-таки в рекордный срок.
— Сказал, — недовольно отвечал Грелль. — Ммм, Алан, лучше в самом деле не попадайся ему на глаза. Может укусить.
— Они будут с ними что-нибудь делать? — спросил Алан. — Ну, с собаками, я имею в виду. Кстати, зачем их вообще тут держат?
— Экономят на охране, — пожал плечами Рон. — Я этого не застал, но, говорят, раньше свора была из пятидесяти голов. Охраняла Департамент.
— Раньше, Аланчик, сюда частенько наведывались создания из нижнего мира, — Грелль растянулся на диване. — Тогда это было оправдано, а у Старка было два помощника. Но потом эти войны как-то сошли на нет, а свора осталась…
Алан тяжело вздохнул.
— Только со мной такое могло случиться, — пробормотал он. — Я здесь двадцать третий день и уже…
Сатклифф поставил кружку на пол и сощурился на юного жнеца, принявшись полировать ногти бархатной тряпочкой.
— Прости, Аланчик, ты все же не центр Вселенной, как бы тебе того не хотелось. Адские гончие — это просто тупые хищные твари. И сейчас они дьявольски голодны. Уж поверь, ни один хищник не станет сидеть около совершенно невкусных кос и ждать милостей от природы, когда у него в желудке бурчит. Кроме того, Эрик отправился за косами отнюдь не сразу, а после визита к Уилли. За столько времени они бы давно уже ушли на поиски более калорийной пищи, чем роннина газонокосилка.
Алан воззрился на красного жнеца широко раскрытыми глазами, хотя куда уж больше…
— И что же это значит? — спросил Нокс.
— Это значит, что милых песиков кто-то натравливает. Ах, как бы нам узнать, кто же это, — томно промурлыкал Грелль. — И кого же из вас они там ждали…
— Ну вот, — сказал Грелль, — здесь палата Эрика. Иди.
— Может, не надо? — робко спросил Алан.
— Он хочет тебя видеть. И, Аланчик, ты же не хочешь, чтобы он переломал мне пальцы, если на его вопрос, где ты, я опять отвечу, что забыл тебя привести?
— А разве он не…
— Ох, сладенький, проверять его дееспособность я все равно не хочу. Иди уже, — и Алан получил от Грелля такой тычок в спину, что едва не открыл дверь в палату головой.
— Ну вот, — разочарованно прошипел Рональд, когда оная дверь закрылась, — теперь мы ничего не узнаем! — юноша наклонился было к замочной скважине, но Сатклифф ловко ухватил его за воротник.
— Фи, Рон, есть куда более достойные способы находиться в курсе дел, чем вульгарное подглядывание у двери.
— Это какие же?
Грелль осмотрелся.
— О! Иди-ка сюда! — и исчез. Рональд вздохнул. Он иногда задавался вопросом, различает ли его шеф пол, стены и потолок, или ему все равно, где и как ходить. Грелль забился в нишу для вентиляционной решетки, уперся каблуками в край рамы и теперь нетерпеливо махал рукой стажеру. Собравшись с духом, Нокс полез на стену.
— Здравствуйте, — тихо сказал Алан, неуверенно переминаясь у порога. — Как вы себя чувствуете?
Эрик опустил газету.
— Ну, день добрый. Терпимо, ничего важного не отгрызли. Присаживайся. Как дела?
Алан опустился на краешек кровати.
— Ничего. Нормально.
— Мда? Грелль сказал, что ты хотел, чтобы тебя развоплотили.
Стажера бросило в краску. Он хотел извиниться перед наставником, но, когда увидел его, непривычно бледного и в повязках, то все нужные слова вылетели из головы. Собственное поведение теперь казалось Алану верхом эгоистичного идиотизма.
— Простите меня, — наконец выдавил он. — если бы я не потянул Рона к турбинам…
— Так что там насчет безвременной кончины? Уже передумал?
Алан не отводил глаз от своих ботинок.
— В общем-то, — заметил Эрик, — мне кажется, что тебя и так уже пытаются убить. Но, если ты хочешь облегчить этому парню задачу…
Хамфриз подскочил на месте:
Как стать гением и создавать шедевры? Легко, если встретить двух муз, поцелуй которых дарует талант и жажду творить. Именно это и произошло с главной героиней Лизой, приехавшей в Берлин спасаться от осенней хандры и жизненных неурядиц. Едва обретя себя и любимое дело, она попадается в ловушку легких денег, попытка выбраться из которой чуть не стоит ей жизни. Но когда твои друзья – волшебники, у зла нет ни малейшего шанса на победу. Книга содержит нецензурную брань.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.
Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Абстрактно-сюрреалистическая поэзия. Поиск и отражение образов. Голые эмоции. Содержит нецензурную брань.
Как много мы забываем в череде дней, все эмоции просто затираются и становятся тусклыми. Великое искусство — помнить всё самое лучшее в своей жизни и отпускать печальное. Именно о моих воспоминаниях этот сборник. Лично я могу восстановить по нему линию жизни. Предлагаю Вам окунуться в мой мир ненадолго и взглянуть по сторонам моими глазами.